Первым среди зданий — символов власти был построен Дворец Рассвета (1958), резиденция Президента Бразилии, задавший характер многим другим постройкам. Расположенный обособленно в зеленой зоне близ водохранилища, он приведен к чистому параллелепипеду, подобию периптера. Основой метафоры Нимейер сделал собственную вариацию ордера пытаясь перетолковать структуру опоры стоечно-балочной конструкции в соответствии с пластикой железобетона и его тектоническими возможностями.
Ордер превращен в связную пульсирующую кривую, на острые «пики» которой уложена плоская плита («кардиограмма Нимейера», как назвали эту форму) К основанию, где «всплески» ряда связаны плавными кривыми, массивность формы возрастает; введены элементы нарочитой атектоничности (широкий разрыв ряда против входа в здание, сокращенное сечение угловых опор мраморная облицовка пластичных бетонных форм). Отстранённость формы Нимейер противопоставил тривиальным упрощениям античных ордеров, которые в то время стал распространять американский неоклассицизм. Утрированная легкость и алогизмы структурного построения, переводящие ордер в категорию чисто декоративных форм, по точному замечанию Нормы Ивенсон, стали не новой разновидностью монументального, а, «в сущности, антимонументальностью», придавая правительственному ансамблю атмосферу нереальности, подобия сновидению.
Сюрреалистическая тональность метафор, как можно полагать, возникала из осознания утопичности идеи, осуществляемой архитектором (об этом осознании Нимейер позднее упоминал неоднократно). Ощущение ирреальности усиливается в парадных интерьерах где характерное для модернизма перетекание пространств дополнено сочетанием пространств реальных и виртуальных, создаваемых применением зеркальных поверхностей. Регулярности основного периптера дворца противопоставлена пластичная, подобная спиральной раковине, дворцовая часовня, стоящая близ одного из торцов.
Упрощенные и огрубленные вариации архитектурных тем Дворца Рассвета использованы для более прозаичных периптеров Дворца Плоскогорья (1960) и Дворца Верховного суда (1960), которые, вместе со зданием Национального конгресса, формируют площадь Трех Властей. Ансамбль завершило здание собора на южной стороне эспланады (1959-1970) — круглый в плане пучок криволинейных балок, приведенный к гиперболическому очертанию и покрытый плоским куполом с крестом. Промежутки между изогнутыми пилонами этой метафоры тернового венца заполнены тонированным теплозащитным стеклом в легком металлическом каркасе. По другую сторону эспланады расположено здание театра (1961-1966), два больших — по 2000 мест — и малый зал которого вписаны в тяжеловесные очертания усеченной пирамиды
Город Бразилиа создавался как воплощение мифологии технократической элиты, которая сложилась вокруг президента Кубичека как символ промышленного развития нации, романтизирующий автомобили и магистрали для них. Последнее объясняет заимствования из более ранних неосуществленных утопий, далеких от социальных реалий Бразилии, таких, как сетка одинаковых кварталов со стандартными домами, рассчитанными на доходы и потребности среднего класса. Тем самым была предопределена активность роста за пределами символической структуры генплана Косты — росли как самодеятельные трущобы бедноты так и загородные кварталы особняков.
Нимейер наметил полюс латиноамериканской архитектуры, противоположный тому, который определил Барраган. В пятидесятые годы, когда догмы функционализма еще казались непреложными, он выступил против них с резкостью, на которую до него еще никто не отваживался. Создав ряд ярких, подчас шокирующих новаций, он, однако, не противопоставил «интернациональной архитектуре» достаточно глубоких альтернатив Его поиски в сфере формообразования если и не получили прямого продолжения, расшатали веру в незыблемость привычных стереотипов, да и сами по себе вошли в число наиболее ярких явлений архитектуры 1940-1950-х гг.
