Маре — вообще один из наименее немецких художников, и потому ли, что он не чисто немецкой крови, или оттого, что, влюбленный в античность, он всю жизнь прожил в Италии, но в его живописи романские элементы явно превалируют над германскими.

Лейбль еще меньше немец в живописи, чем Маре, здесь он почти француз. Недаром Франция первая оценила этого единственного немца, столь странно непонятого на родине. Когда он юношей прибыл в 1869 году в Париж, им очень заинтересовался сам Курбе, кумир тогдашней парижской молодежи. Курбе не раз заходил к Лейблю в мастерскую и однажды, придя со своими учениками, сказал им: «Оставайтесь здесь и внимательно всмотритесь в то, что делает этот паренек из Германии». Многое из того, что Курбе сам любил, к чему стремился, он видел уже намеченным, а частью и сделанным Лейблем.

И действительно, то, что написал тогда в Париже Лейбль, словно смеется над всеми представлениями об эволюции искусства. Весною 1928 года в кельнском Музее Валлраф-Рихарт была устроена грандиозная выставка Лейбля, собравшая отовсюду все, что было создано мастером. Хотя художественный облик его и раньше уже казался достаточно выясненным, но то, что дала эта выставка, раскрыло новые стороны его творчества, до того как-то ускользавшие.

Глядя на его парижские работы, поражаешься пропасти, отделяющей их от всей современной ему немецкой живописи. Да и не одной только немецкой, так как и в самой Франции в 1869 году было всего лишь несколько художников, равных или еще более сильных, чем юный Лейбль. Кроме доживавших свой век барбизонцев самого Курбе и незадолго перед тем выступивших импрессионистов, во Франции вообще не было художников, у которых Лейблю было бы чему поучиться.

На кельнской выставке находилась его знаменитая «Кокотка». Как многие прославленные произведения искусства и литературы, эта вещь получила свое название не от самого автора, писавшего просто портрет своей приятельницы, художницы-парижанки, а от лиц, думавших интригующей кличкой поднять интерес к картине. Вызывающий взгляд женщины, ее вольная поза, длинная трубка между пальцами изнеженной руки давали для этого некоторое основание.