МОЗАИЧНОСТЬ ПЛАНА — другой распространенный признак объемнопланировочных предложений новых средовых комплексов, который расчленяет их планировочную структуру на сомножество самостоятельных зон и фрагментов с индивидуальными функциями и средовым климатом каждая. Тот же Кэнери Уорф состоит из нескольких замкнутых площадок со своим назначением, благоустройством, средовыми ощущениями, позволяющими зрителю дифференцировать их по образу, т.е. легко ориентироваться среди этих близких по размерам и масштабу уголков района .
Этот прием достался нашему времени от среды старого города с его крохотными кварталами и узкими улочками. Но сегодня, когда большие средовые пространства осваиваются по единому плану практически единовременно, он позволяет разным участвующим в работе проектировщикам — садовникам, дизайнерам, архитекторам — полнее раскрыть свои таланты. Тем более, что его постоянно комбинируют с другими планировочными схемами.
Интересно, что эффект «мозаичности» реализуется в городской ткани на двух уровнях — непосредственного контакта со средой данного уголка города и чувственной оценки относительно замкнутых систем таких уголков, составляющих своего рода анклавы или зоны с узнаваемо очерченным характером общения со зрителем. Получается два масштаба восприятия принципа мозаичности, где второй, «собирательный», базируется на объектах с размерами не в десятки метров, как первый, а на порядок больше. Причем ни форма мозаичной фигуры — пятна, ленты и т.п., ни ее привязка к сетке улиц и переулков не имеет видимых объяснений, поскольку опираются не на знакомые проектировщикам архитектурно-пространственные причины, а на средовые, интуитивно-эмоциональные: единство периода становления, фирменный стиль, близость чуть-чуть разных функций и т.д.
Например, район Ковент-Гарден ощущается как целостная зона рекреационно-интеллектуальной занятости, собравшей и театры, и «шоппинг», и музеи, хотя образующие его весьма индивидуальные планировочные фрагменты составляют весьма нерегулярную композицию, которая в городском плане выглядит как характерно окрашенное пятно, граничащее с такими же самостоятельными, но иными по ауре зонами. Похоже, некоторые средовые функции требуют для нормального существования родственного им окружения и исподволь обосабливаются в соответствующие поля, ячейки, полосы, вытесняя эмоционально-чувственных «чужаков» на их собственные лоскуты и делянки.
Сегодня мы не знаем, чем определяется размер такой зоны, как она привязывается к подстилающей ситуации, даже — зависит ли она от нее вообще. Но вряд ли этот процесс лишен своих объективных особенностей, и понять их — значит научиться управлять многими формами — геометрическими, габаритными, функциональной активностью, «экологическими» и т.п. — становления характеристик планировочных конструкций средовых систем. Сначала на элементарном уровне «квартальных» соседств, а затем и на уровне более крупных городских образований.
Следует только помнить, что речь идет не об архитектурной, т.е. исходно геометрической композиции, фиксирующей в условных схемах художественное содержание пространственных связей города, а композиции средовой, формирование которой может не совпадать с привычными нормами архитектурной самоорганизации. Вплоть до того, что границы между элементами мозаики будут проходить не по улицам, а в любом «живом» месте пространства, образуя внешне случайный, лишенный логики рисунок, живописное «ковровое» покрытие. Хотя на деле, конечно, этот рисунок вряд ли случаен.
ОРИЕНТИРУЮЩЕЕ РУСЛО — один из таких приемов. Обычно его назначают на роль главной идеи нового решения как в районе Дефанс, эспланада которого ведет на кульминацию комплекса — площадь перед Большой Аркой. Но чаще этот прием встречается как поддержка или развитие какого-либо другого планировочного фактора — долины реки, линии автомагистрали и т.п. . При этом главным средством формирования «русла» становятся не архитектурные объемы, а произведения инженерного искусства — дороги, каналы, эстакады. Или — элементы дизайна, реклама, информационные указатели и пр., присваивающие себе роль ведущего инструмента организации зрительского внимания, как это видно на примере тех же Больших бульваров.
Совместное действие принципов «мозаичности» и «ориентирующих каналов» естественным образом структурирует типологию видов городской среды на некие универсальные по строению, но ярко индивидуальные по содержательному наполнению формы. Что помогает городу гибко реагировать на задачи функционально-художественного перепрофилирования своих зон, районов и кварталов, т.к. сохранение за линейными «руслами» консервативных задач транспортного или пешеходного движения (при наличии внеуличных коммуникационных сетей, разгружающих русла от его излишков) позволяет переложить трудности динамических перестроек среды на ее «ткань» — так или иначе модернизируемую застройку.
Работает эта система как в сложившихся районах, так и во вновь осваиваемых, где используется еще один прием формирования средовых ансамблей — КУМУЛЯТИВНЫЙ ЭФФЕКТ*, который возникает, если приложение в данной точке некоего мощного начала, перестраивающего ее первичное состояние, притягивает сюда дополнительные силы, активизирующие процесс перестройки и расширяющие зону ее действия .
Подобным свойством безусловно обладают разумно устроенные коммуникации, вокруг которых почти сразу образуются нуждающиеся в транспорте жилые или производственные районы; крупные общественные новостройки, моментально «обрастающие» функциями, которые дополняют главную. Именно так произошло в свое время с плато Дефанс. Такую же роль «магнита для инвестиций» сегодня играет знаменитый Купол тысячелетия в Лондоне, около которого начато строительство огромного жилого района: интересное начало позволяет надеяться на славное продолжение. Кумулятивный эффект проявляется не только в пространственном плане.
