Кроме политических событий конца 60-х годов, на формирование убеждений новых авангардистов большое влияние оказали философские размышления Гальвано делла Вольпе и архитектурный опыт Луиса Капа. Делла Вольпе в своей формулировке семантической органичности вновь предложил альбертианское понятие гармоничности. В работах Луиса Кана дается новое понимание пространства в соответствии со строгими правилами синтаксиса, выявляющего различия и противоположности, которые в свою очередь противопоставляются функционалистской концепции последователей Гропиуса и универсальному пространству Мис ваи дер Роэ. У Кана видят восстановление исторического времени, намеки на позднюю античность или на Пиранези. Как замечает Тафури: Переизбыточность знака и формальной организации, которая исходит из работ Кана, делает эти работы теориями, экстраполяризуемыми из контекста, который тем не менее обусловливает их существование. Наиболее сильное влияние работы Кана оказали на формирование убеждений группы ГРАУ, о которой подробнее будем еще говорить.
Архитектура начала 70-х годов часто вызывала у критики не особенно благоприятную реакцию. Не упрекали в обедненности формы, холодности, иногда и прямо в некрасивости, немасштабности выражения. Чрезмерная суровость композиции, как восстановление тональности, была уже заявлена группой Муратори (каменщики), ее же добиваются в своих первых работах Росси, Грасси, Греготти, Де Фео. Для молодых же чаще речь идет о причиняющем боль самоограничении, а неопределенность для них становится бесконечной. На этом фоне некоторые архитекторы из старшего поколения (такие как — Ридольфи, Кварони. Скарна) отстранились и замкнулись для защиты собственных кодексов. И только спустя некоторое время стало возможным оценить во всей полноте их роль в формировании новых идей в архитектуре, а также подчеркнуть их изолированность и своеобразие. Характеризуя этот период в архитектуре, Тафури пишет: Поскольку были сожжены все идеологии, к которым до сих пор обращались, то архитектуре оставалось лишь упражняться в саморефлексиях. Многие обратились к копанию в автобиографии, к утопическому призыву, к знаку как таковому.
Более существенно, однако, то, что с новой силой ставится вопрос о смысле архитектуры, и что именно в нем заключаются тенденции к новому обоснованию пространства. По этому пункту кое в чем критики проводят параллель с XVI веком, подчеркивая, что, начиная с 70-х годов нашего века, архитекторы расправляются с принципами Современной архитектуры аналогично тому, как это делали маньеристы с Ренессансом.
Архитектура пытается завоевать признание. Снова выдвигается теория города как явления искусства, где город рассматривается как функция какого-то самопроизвольного и в некотором смысле объективного явления. Это явление включает исторические наслоения и коллективное самосознание, которые с течением времени придают физическому характеру города характерные черты. В этом отношении архитектурное произведение, покрытое патиной времени, независимо от характера первоначального назначения неизбежно становится монументом. Для ряда проектов этого периода характерны Отдельные и разнообразные связи с исторической архитектурой. Однако чаще это является результатом заимствования отдельных элементов у крупных римских архитекторов периода барокко и неоклассицизма, что ведет к реставраторским тенденциям возрождения истории.
В 1971 г. был одобрен новый закон о строительстве, который ставит целью сдержать спекуляцию земельным участком налогом па недвижимое имущество, контролировать жилищное строительство, производственные сооружения, туристические комплексы и т. д. Наиболее нашумевшим проектом этой новой стратегии был проект для города Нолана в южной области страны. Новая макроструктура рассчитывалась на 50 тыс. жителей, с возможностью расширения до 200 тысяч. Она привязывалась к автостраде, которая соединяет новый комплекс с Неаполем, с новым центром обслуживания, больницей на 5 тыс. коек, торговым центром и университетом па 10 000 студентов. Здесь на экономически отсталой и перенаселенной территории предлагается образовать сверхтехнологическую ось, па которую нанизывается большое количество различных служб. Однако вскоре под влиянием экономических кризисов строительство подвергается большим ограничениям и многие проекты областного значения, в том числе и проект города Нолана, остаются на бумаге.
Тут непременно хотелось бы коснуться еще одного характерного момента этого периода-проблемы реорганизации исторических центров города. В середине 70-х годов созревает новый проект, который ставит целью оздоровление исторических кварталов. Предлагаются конкретные программы вмешательства с целью реставрации, а также необходимых преобразований архитектурного наследия, с учетом социальных и экономических факторов. Речь идет о том, чтобы противодействовать выселению малоимущих жителей из исторических центров и трансформации этих центров в служебные офисы или жилые кварталы для высшего общества, как это делалось раньше. Это значительная поддержка для населения, проживающего в историческом центре, — и положительный момент, тем более, что в большинстве случаев речь идет о рабочем населении.
В малых городах вводится программа реставрации исторических домов самими домовладельцами, которые в обмен на денежные субсидии обязуются осуществлять реставрационные работы не выселяя никого и предоставляя властям возможность контролировать квартирную плату (как, например, в Сиене). Однако подобная политика обновления жилого фонда оказалась трудной в реализации при существующей структуре частной собственности. Трудной, поскольку заключает, в себе множество вопросов политики и идеологии и, кроме того, несмотря на начатое претворение в жизнь, пока еще практики мало, поскольку слишком много неприспособленных нормативных, законодательных и экономических инструментов.
