Активную роль в украшении города того времени играют полихромные облицовки, сосредотачиваемые на поверхности высоких барабанов, куполов, порталов. Насыщение архитектурной формы цветом в зодчестве Средней Азии XIII—XIV вв. не было явлением внезапным или подражательным — оно подготавливалось всем ходом развития архитектуры, в котором наступают моменты, когда цвет снимает и восполняет изощренную рельефную разработку объемов, затем находит новые более органичные средства выразительности в общем архитектурном строе сооружения. Наглядней всего эта эволюция прослеживается на декоре порталов шахизиндинских мавзолеев.
Параллельно с завоеванием цвета в архитектурной облицовке сохраняются приемы караханидского монохромно-рельефного стиля. Отчасти это можно объяснить проявлением провинциального развития зодчества. Однако куня-ургенчский минарет XIV в. и мавзолей Манаса свидетельствуют о чертах новшества в орнаментальном построении терракотовых наборов. Гирих XIV в. как организующее начало в построении орнамента уступает и домонгольским и тимуровским образцам, хотя порой встречаются такие замысловатые и изощренные композиции, как звездчатая сетка над входом в мавзолей Ходжа-Ахмада в ансамбле Шахи-Зинда. Сталактиты, эти своеобразные объемно-пространственные гирихи, заполняющие пазухи угловых арочных парусов и верх портальных ниш, в своих неделимых клетках повторяют простейшие элементы карнизных сталактитов XII в. и постепенно приспосабливаются к новым формообразованиям.
Некоторое представление об убранстве интерьеров, где деревянные колонны и архитравное перекрытие были основой архитектурного замысла, дает фрагмент ранней туркестанской колонны XIV в., северо- таджикистанская колонна в Рарзе (конец XIV в.), колонны в мечети Багбанлы и соборной мечети в Хиве. Уплощение рельефа резьбы по сравнению с колоннами — XI— XII. вв., исключение зооморфных сюжетов не лишили колонны их характерной пластической живописности. Фигурные подбалки и подушки, раструбовидные капители, многолепестковые бутоновидные основания являются частью своеобразного среднеазиатского деревянного ордера XIV 8.
Если обратиться к постройкам однотипным, близким по времени и расположенным в одном городе, то, обнаруживая в них какую-то общность архитектурно-строительных приемов, нельзя не отметить и различия в приемах планового и объемнопространственного построения, пропорцио- нирования и насыщения декором этих сооружений (мавзолеи Сейфеддин Бохарзи и Буян-Кули-хана). В какой-то мере это можно объяснить поисками более совершенных инженерно-конструктивных решений, выразительностью композиционного строя сооружения, но, главным образом, отсутствием большого размаха строительства. Не во всех районах Средней Азии это положение было одинаковым. Существенную роль в упрочении целостности архитектурного творчества имели традиционный местный опыт и культурные связи, через которые проникало влияние той или иной школы зодчества.
Хорезм ранее других областей возрождает свои материальные и духовные ценности и на время становится ведущим и самостоятельным в смысле оригинальности стилевых черт архитектуры, центром строительного дела. Почерк ургенчских керамистов отмечается не только в пределах этого края (мавзолеи Музлум-Сулу, Наринджан- бобо, Сейид Алауддина), но в широком ареале на территории бывшей монгольской империи.
Ряд общих тенденций в формировании купольно-шатрового перекрытия сближают приемы хорезмского и северотуркестанского зодчества (мавзолей Манаса 30—40-е годы XIV в.).
В Самарканде формируется своя школа зодчества, но она не свободна от влияний культурных центров Хорезма, Хорасана, Ферганы. Однако заимствования, идущие главным образом по линии декоративной завершенности архитектурной формы, не мешают кристаллизации чисто местных традиций, влияние которых можно отметить в памятниках архитектуры Бухары. Имена же бухарских мастеров на портале мавзолея Туркан-ака в Шахи-Зинда позволяют говорить об известном авторитете бухарских художников-керамистов в среде самаркандских мастеров. То же следует сказать и о мастерах из Несефа, особенно после открытия ряда построенных ими малоизвестных и неизвестных памятников XIV в. таких, как мавзолеи Хазрет-Шейх, Имам-Маин, мавзолей в Касби. Архитектура этих памятников свидетельствует о достаточной самостоятельности каршинской провинциальной ветви зодчества средневекового Мавераннахра. В подобном положении были, по-видимому, центры строительного дела в Фергане (Касан), Северном Хорасане (Мервский оазис) и Тохари- стане (Термез).
Сближение и взаимовлияние местных школ зодчества наблюдается только со второй половины XIV в. Приход к власти Тимура лишь ускорил этот процесс. Стилистические различия между архитектурой XIII—XIV вв. и тимуровской архитектурой обозначаются не годами вступления его на престол (1370 г.) и не пятым походом его на Ургенч (1388 н.), когда из уничтоженной столицы Хорезма в Шахрисябз были уведены лучшие умельцы, а в самом конце XIV в., когда приток огромных людских и материальных средств позволяет Тимуру развернуть большие градостроительные работы, начать сооружение крупных монументальных зданий и привлечь для их отделки лучших мастеров декоративного искусства, художников и зодчих Востока.
Так, зодчество Средней Азии XIII— XIV вв. сохраняло устойчивую преемственность местных строительных традиций и ко времени освобождения от монгольского ига, преодолев государственную раздробленность, предстало на новой, более высокой ступени своего развития.
