ЭТА ПОСТРОЙКА отражает иную грань в становлении петербургского модерна. Новые веяния не проникли здесь в глубь архитектурной структуры, но лишь подняли на ее поверхности легкую декоративную зыбь. Общая композиция пятиэтажного дома вполне стереотипна: монотонный симметричный фасад с тремя чуть намеченными ризалитами и широкими витринами магазинов внизу. Такую схему предложил В. В. Шауб, осуществлявший работы с августа 1897-го по сентябрь 1898 г. Но задуманная им эклектичная деталировка с вычурными навершиями фронтонов и пышной лепкой была заменена уже в ходе строительства мотивами венского сецессиона. Эти изменения внес сын домовладельца Александр Барышников, окончивший в 1898 г. Институт инженеров путей сообщения. Сначала он помогал Шаубу, а затем самостоятельно завершил отделку здания 7. Внимательный критик Г. Равич сразу подметил, что фасад был «сочинен под явным влиянием мотивов венского Der Architekt’a»,— журнала, который служил «усерднейшим проводником нового направления…».

Барышников оперативно откликнулся на новоизобретенные декоративные формы и решительно ввел их в заданную структуру. Его не смущала механистичность такого соединения, сделанного, в сущности, по законам эклектики, способной свободно оперировать разнообразными деталями и вбирать в композиционный контекст элементы любого стиля. Показательно, что достаточно опытный, носивший звание академика архитектуры Василий Шауб оказался в этой ситуации менее гибким и предстал архитектором вчерашнего дня, хотя буквально вслед за этим выдвинулся в число лидеров петербургского модерна. И, напротив, совсем молодой, со студенческой скамьи, инженер Барышников легко и быстро отреагировал на свежие поветрия, восприняв скорее не суть, а броский внешний декоративизм нового стиля. Причем смена стилевых вех произошла уже на завершающей стадии строительства, что нередко случалось в динамичном процессе художественных исканий рубежа веков (а спустя десятилетие повторилось на следующем витке — при общем повороте к неоклассицизму).

Вертикальные бороздки разной длины, стилизованные элементы разнообразных растений, рельефные женские маски и другие детали перенесены из работ О. Вагнера и его последователей. Абстрактный орнамент простенков в виде параллельных полос вошел затем в обиход петербургских строителей, поскольку в нем угадывалась генетическая связь с привычными классицистическими каннелюрами. В убранстве фасада широко варьируются лепные мотивы «из царства растительного». Ветки папоротника на верхнем этаже отдаленно схожи с элементами декора дома Вагнера на улице Линке-Винцейле, 40. Сочные, густые рельефные вставки из листвы и цветов, вкомпонованные в прямоугольники или распускающиеся на тонких стволах, напоминают оригинальную отделку строившегося в те же годы Й. М. Ольбрихом выставочного здания Сецессиона в Вене. Плоскорельефные порталы расчерчены то упругими, то вялыми извивами трав, ветвей и цветов. Кадуцеи — жезлы Меркурия, помещенные под карнизом,— напоминают, что дом принадлежал купцу.

Трактовка декора, по сравнению с изысканными образцами венской школы, выглядит у Барышникова скованно ученической. Лепная «косметика», заполнив намеченные еще Шаубом участки стены, не затронула архитектонику здания. Однако это был первый значительный пример декоративной стилизации модерна на фасадах петербургских домов. Рельефное убранство выполнялось по шаблонам строителя ателье И. П. Коноплева, кованное ограждение крыши (утрачено) — в мастерской В. В. Палехова.

Кроме четырех магазинов, в здании размещались 15 шестикомнатных квартир и пять трехкомнатных. Апартаменты домовладельца занимали площадь, равную трем большим квартирам. Внутренняя отделка, по словам автора, соответствовала «тому новому направлению в архитектуре, к которому принадлежит фасад». На парадных лестницах в рисунок ограждений, лепку стен, остекление внутренних окон введены стилизованные цветы. Тонким чувством ритма и силуэта отличаются травленые стекла с изображением озерного пейзажа и

водных обитателей — лягушек, рыб, раков, установленные в тамбуре и дверях квартир (фирма «К. Бьерклунд и К0»). Роспись интерьеров — растительные узоры на потолках и стенах — исполняли сам Барышников и мастер Яковлев.

Дом Барышникова был замечен критикой как одно из первых проявлений «декадентского» направления в Петербурге — вместе с другой постройкой В. В. Шауба, выполненной для стеклопромышленника И. Е. Ритинга в 1899 г. На участке Ритинга (Кронверкский пр., 79/1) сблокированы особняк и многоквартирный дом. Это два четырехэтажных здания, из которых более интересно угловое. В его композиции архитектор стремился активизировать пластику форм и силуэтность. Граненый эркер на срезанном углу и усеченные полувальмами щипцы, аритмия проемов и характерные группы из трех узких окон, контрасты

зернистой и гладкой, темной и светлой штукатурки — все эти приемы структурной организации обозначили явный поворот Шауба к модерну (одновременно со строительством особняка А. Л. Франка). Исторические аллюзии сближали постройку с неоромантическим направлением нового стиля. Угловой трапециевидный щипец с лучковыми завершением — упрощенная реплика типичного элемента северного ренессанса. Шауб первым стал постоянно вводить сочетания разных фактур штукатурки, которые выявляли архитектонику и рельефность фасадов. На постройке дома Ритинга работал штукатурный мастер А. И. Иванов — «изобретатель обработки фасадов в различные тона без окраски» 13. Переосмысление эстетических возможностей самого распространенного и дешевого материала позволило вдохнуть в него новую жизнь. Самоценная игра фактур штукатурки стала в последующие годы излюбленным средством выразительности в арсенале петербургского модерна.

Дом Ритинга явился новым акцентом на хорошо обозримом углу квартала среди еще малоэтажной застройки. Современники обрати

ли внимание главным образом на внешние, легко узнаваемые приметы нового стиля. В лепном декоре, давно исчезнувшем, архитектор отдал дань утверждавшемуся культу кривой линии, стилизации флоральных мотивов. Растительные узоры свободно стелились по стенам, сгущаясь в угловой части здания. Может быть, казус с постройкой дома Барышникова подтолкнул Шауба к освоению декоративных форм модерна, а развитый навык художественного стилизаторства облегчил их включение в его индивидуальную манеру. Утрата флорального декора сильно обеднила облик фасадов (то же самое произошло с целым рядом домов модерна).

«Неделя строителя» писала в 1899 г. о сооружениях Шауба и Барышникова: «В тех фасадах, <…» по преимуществу, орнаментальная часть носит характер того, что принято называть декадентством. На Николаевской (ныне ул. Марата) <…» рисовка художественная, общий характер выдержаннее и впечатление цельнее, чем в доме на Мытнинской (вернее, на Кронверкском пр.— Б. И.), <…> но и здесь еще много невыработанного, много такого, что, помимо всяких требований стиля, нельзя признать красивым. Несмотря на все это, уже самую возможность появления подобных решений архитектурных задач у нас можно признать явлением все-таки отрадным, доказывающим, что и русское зодчество не остановилось на формах раз навсегда установленных, а вырабатывает новые, естественно подчиняясь новым требованиям времени».

Примеру А. А. Барышникова последовал военный инженер В. Н. Зеленин, обратившийся к венским мотивам при сооружении в 1899 г. собственного доходного дома на Лесном проспекте, 31 б. (Здание расположено вблизи Военно-медицинской академии, где Зеленин состоял заведующим постройками.) Детали в духе сецессиона проработаны грубовато-упрощенно. Острый штрих вносят асимметричные ограждения балконов из упруго выгнутых тонких полос железа. Между гирляндами и львиными масками помещен крупный вензель владельца-строителя: «ВЗ». Оригинально и экономно спланирована парадная лестница, которая обслуживает квартиры и лицевого, и перпендикулярного ему дворового корпусов. В асимметричном иррегулярном построении ее пространства, в рисунке деталей явно преобладают черты ар нуво. Через марш между главными площадками устроены сбоку глубокие пазухи перед квартирами дворового флигеля. Пространство как бы выплескивается и затекает в эти углубления, ритмично пульсируя. Лестничные перила сплетены из развевающихся линий, похожих на хлесткие плети. Криволинейный рисунок перенесен и на «негнущиеся» деревянные переплеты окон, и полотна дверей. Конструкции их асимметричны, смещены с осей; им приданы нарочито неправильные затейливые очертания. Здесь все подчинено спонтанному движению «живых» линий.

Видимо, также с оглядкой на дом Барышникова техник А. А. Зограф, а следом техник П. М. Мульханов построили два похожих, стоящих вплотную доходных дома на Гуляр- ной улице для купцов Е. П. Михайлова (1901-1902) и П. Н. Парусова (1903-1904; современные адреса ул. Лизы Чайкиной, 22 и 24)17. Кстати, первый из этих техников-строителей был живописцем по образованию. В наивно гипертрофированном лепном убранстве фасадов воспроизведены характерные декоративные элементы австрийского сецессиона: круги, венки и параллельные бороздки, густая листва

и цветы стилизованного рисунка, женские маски. Вертикальные ряды непрерывно «растущего» плюща, жестко врисованного в прямоугольники скалькированы Зографом с одного из домов О. Вагнера на улице Линке-Винцейле, 40. Так новые орнаментальные мотивы, разработанные лидерами модерна, осваивались рядовыми строителями и входили на сниженном уровне в массовую застройку.