Общая структура доходных домов эпохи модерна была достаточно устойчивой, эволюция ее проходила замедленно. Этот архитектурный тип, в отличие от особняков, скован четкими пространственными параметрами и подвержен определенной унификации. Независимо от развития и смены стилевых направлений, многоквартирные жилые дома должны были отвечать единым практическим требованиям, строительным ограничениям (высота, размеры дворов) и вписываться в окружение концентрированной городской среды. Плановые решения обусловлены границами и конфигурацией участков, которые надлежало использовать с максимальной эффективностью и рентабельностью. Жилые этажи здания имели обычно повторяющуюся планировку, что определяло однородность и равнозначность его структуры.

Феномен доходного дома явился результатом беспрецедентно форсированной, планомерной и насильственной урбанизации северной столицы. В центральных кварталах Петербурга этот тип зданий утвердился с 1760-х гг. С той поры дома предписывалось возводить во всю ширину участка, «в линию» с соседними, «одной сплошной фасадою и вышиной». Тем самым были предрешены двухмерность композиции, линейность и периметральность застройки, разделение на парадную уличную и «закулисную» внутриквартальную среду. Эклектика стремилась маскировать прозаически монотонную структуру доходных домов сложным и насыщенным разностильным декором. Некоторые исследователи считают фронтальность, фасадность признаками эклектики. На самом деле эти качества явились прежде всего следствием системы сплошной рядовой застройки, которая господствовала в Петербурге в течение полутора столетий.

В период эклектики полностью сложился тип секционного доходного дома с анфиладно-коридорной планировкой квартир, парадными и черными лестницами, обслуживающими помещениями. Жилье в престижных районах отличалось высоким уровнем благоустройства, комфорта. Однако рост домов вверх и уплотнение застройки вели к поглощению внутриквартального пространства, оставляя лишь тесные дворы-колодцы. Высота зданий была строго лимитирована: не выше 11 саженей (23,5 метра), а на узких улицах — не больше их ширины. Так формировалась единая горизонталь застройки.

Тяга к преодолению плоскостности и монотонности появилась в архитектуре зрелой эклектики. Еще в домах позднего классицизма появились витрины магазинов и «крытые балконы» — эркеры. Во многих сооружениях 1870-1890-х гг. нижний ярус раскрывался витринами торговых и конторских помещений, а верхний объединялся по вертикали многоэтажными эркерами. Эти крупные объемные элементы служили своего рода «ордером» эклектики. Контраст прозрачного остекления и узких простенков нижних ярусов с весомой массой жилых этажей опрокидывал привычные тектонические каноны и устанавливал новые отношения: легкий низ — тяжелый верх. Декоративные башенки и купола активизировали силуэт, внося живописное разнообразие в перспективы улиц. На рубеже XIX-XX вв. наметились новые подходы к организации жилой среды. Одним из них стало укрупнение участков и увеличение дворов. Другим — взаимодействие уличного и внутриквартального пространств за счет устройства огромных арок или открытых парадных дворов — курдонеров. Третьим — отход от периметральности, постановка домов отдельными блоками.

Новые пространственные идеи послужили наиболее плодотворной почвой для творческих исканий мастеров модерна, воплотившись в своеобразной трактовке темы курдонера, в приемах перетекания «интерьеров» дворов. Интересные результаты были достигнуты при создании крупных жилых комплексов, собственниками которых все чаще становились не индивидуальные заказчики, а страховые и акционерные общества, кооперативные товарищества. Такие комплексы включали развитую сферу обслуживания, отличались глубинным построением пространственной композиции и даже устройством внутриквартальных проездов.

Впрочем, в рядовом строительстве модерн, как и последовавшая за ним неоклассика, не могли уйти от противостояния внешней репрезентативности и «закулисной» утилитарности. Напротив, все более плотное использование участков усугубляло дегуманизацию внутриквартальной среды. Затесненность дворовых пространств, зажатых многоэтажными массивами, и потребность открыть естественному свету максимальное число помещений предопределили усложненную конфигурацию корпусов с изломами, выступами и заглублениями. Сильная пластика и пульсация масс, хаотические нагромождения крыш сообщали грубовато примитивной, но «честной» в своей незавуалированной функциональности застройке дворов могучий заряд брутальной экспрессии. Здесь происходило стихийное самозарождение нового структурного формообразования. Из-за неравномерности частновладельческой застройки в открытые лакуны вторгались гигантские плоскости и мощные призмы брандмауэров. Эта чисто спонтанная архитектура — или антиархитектура — кажется городской фантасмагорией, полной суровой загадочной выразительности.