Слово «ностальгия» вошло в оборот в XVII веке. Его применяли для обозначения физического недуга, от которого страдали швейцарские солдаты, служившие за границей. В качестве лекарства им прописывали опиум, пиявки и посещение Альп. Только подоспевший в начале XIX века романтизм помог осознать, что на самом деле недуг носит не физический, а духовный характер: ностальгия стала показателем чувствительности человека, душевной связи с романтизированным прошлым.

Несмотря на то что индустриальный мир набирал обороты, мир прошлого оставался все таким же спокойным и тихим местом, миром сплоченного общества, социального единства, прелестных сельских забав, что резко контрастировало с новым, переломным, урбанистическим стилем жизни. Ностальгия стала не стремлением к оставленным местам, а стремлением к утраченным временам, возможно, воспоминанием о собственном детстве, когда все вокруг казалось гораздо более простым. Если взять эту идею в более широком смысле — к воображаемому детству общества, воображаемым прошедшим временам.

Такое представление о прошлом зачастую сосредоточивалось вокруг идеи семьи и дома, как реального, так и воображаемого. В 1950 году среди 10 000 американских семей был проведен опрос о том, какой они надеются увидеть послевоенную жизнь. Большинство описало ностальгическую картину традиционного уклада жизни, которая выражалась в стремлении поселиться в доме стиля кейп-код.

Понятие кейп-код сегодня более имеет отношение к убранству, чем к стилю. Стилистической сердцевиной можно считать симметричную конструкцию дома в один или полтора этажа, скатную крышу и центральный дымоход.

В то же время большая часть опрошенных осознавала, что реальный дом кейп-код вряд ли им подойдет: планировка не годится для жизни семьи, дом слишком мал, практически не соответствует требованиям современных технологий. Как выяснилось, на самом деле участники опроса хотели эмоционального резонанса, связанного с этим стилем.

XIX век выдвинул стиль Тюдоров или голландский стиль, связанный с изобразительным искусством XVI века или стилем Дюрера. Это было связано с тем, что появилась потребность в развитии эмоциональной атмосферы дома, ее приоритет перед физической составляющей. Потребитель XX века синтезировал собственное представление о прошедших временах — комбинацию исторических мотивов и взятых из газет и журналов описаний домов знаменитостей прошлого и настоящего.

Так случилось, что различные источники сошлись воедино на территории США, создав, вероятно, самый известный символ мифического жилища, который настолько прочно закрепился в национальном сознании, что теперь изъять его оттуда совершенно невозможно. К тому же непатриотично. Речь идет о бревенчатом доме.

В 1857 году, на праздничных торжествах по поводу 250-летия основания Джеймстауна, первого постоянного английского поселения в Америке, было объявлено, что город заложен на том самом месте, где «было выстроено первое бревенчатое здание». В действительности основатели Джеймстауна в 1607 году вели строительство теми методами, которые они привезли из Англии. Самые ранние постоянные дома переселенцев были сделаны из толстых досок — то есть досок, напиленных из строевого леса. А первое упоминание термина «бревенчатый дом» можно найти лишь с 1750-х.

Бревенчатые дома (срубы) не являются типично английским продуктом. Технология завезена шведскими поселенцами, для которых этот стиль строений был типичным. С 1655 года шведы (а возможно, среди них были и переселенцы с территории нынешней Финляндии) заселяли территории Делавэра и прибрежные районы Мэриленда. Именно из этого региона современные исследователи черпают сведения о первых бревенчатых постройках.

В судебной записи 1662 года упоминается loged hows (бревенчатый дом), который был выстроен на этом месте четырьмя годами раньше. В 1679 году голландец, который на некоторое время останавливался в бревенчатом доме, находившемся на том месте, где расположен нынешний Нью- Джерси, сообщает, что дом построен «соответственно шведскому обычаю… являя собой не что иное, как цельные стволы деревьев, расщепленные посередине… и сложенные в форме квадрата один на другой». Вскоре после этого появились другие упоминания бревенчатых домов, но относятся они всегда к территориям, занятым шведскими поселенцами.

Одной из таких территорий была та, что позже назвали Пенсильванией. Но к тому времени, когда в 1682 году туда прибыл Уильям Пенн, в этом районе уже существовало множество бревенчатых домов. Англичане, прибывшие в эти места вслед за Пенном, перенимали эту технику строительства, считая постройки индейскими. Шотландские и ирландские иммигранты XVIII и XIX веков также видели подобные постройки, когда продвигались дальше на юг и запад. (Сейчас голландскую архитектуру в Пенсильвании очень часто связывают только с каменными домами наиболее состоятельных граждан, а иной тип дома — малые постройки — оказывается незаметным для глаз простого наблюдателя.)

Также Пенсильвания приняла иммигрантов из Моравии, Шварцвальда, немецких и швейцарских альпийских регионов и Богемии, мест, знакомых с бревенчатыми домами. В начале XVIII века прибыла новая волна немецких иммигрантов, осевших в долинах Гудзон и Мохоук. Вторая волна иммиграции привила немецкие элементы на более раннюю шведскую основу. Третья волна строителей бревенчатых домов, выходцев из Норвегии, заселивших пространства Среднего Запада, в частности Миннесоту, принесла с собой большое количество мелких изменений и модификаций, влившихся в единое русло укрепления базовой формулы.

И все же, несмотря на массовость застройки, бревенчатые дома расценивались как временные, а не постоянные строения. Их возводили пионеры переселения с использованием малых или ограниченных средств, из того, что было у них под рукой. Лес поступал с вырубок, которые поселенцы делали для того, чтобы расчистить земли под сельскохозяйственные культуры. Строили совсем без гвоздей или с минимальным их использованием, поскольку в колониях это был редкий товар. Ожидалось, что, как только будет получен доход от первого собранного урожая, хижину разберут и заменят постоянным домом, построенным из досок. Даже великий ми- фологизатор Запада, Джеймс Фенимор Купер, считал, что поселение можно считать постоянным, лишь когда на смену бревенчатым хижинам приходят каменные дома.