Война искалечила почти весь европейский континент. «Очень немногие города Европы, какого бы размера они ни были, остались нетронутыми. В силу ли неофициального соглашения или благодаря счастливому стечению обстоятельств не стали мишенями военных древние и средневековые центры некоторых знаменитых европейских городов — Рима, Венеции, Праги, Парижа, Оксфорда», — пишет Тони Джадт. Он отмечает, что на раннем этапе войны германская армия причинила огромный ущерб городам Великобритании, Нидерландов и Польши, а несколько позже — Югославии и Советского Союза. «Но самый страшный материальный ущерб был нанесен в результате беспрецедентных бомбардировок, проводившихся западными союзниками в 1944 и 1945 годах, и неумолимого наступления Красной армии, прошедшей от Сталинграда до Праги. Прибрежные города Франции — Руан, Гавр, Каен — были опустошены. Гамбург, Кёльн, Дюссельдорф, Дрезден и десятки других городов Германии опустели после ковровых бомбардировок, проводившихся британскими и американскими самолетами. Если говорить о востоке, то к концу войны было уничтожено 80% построек в Минске, Киев представлял собой горящие руины, а осенью 1944 года отступающая германская армия уничтожала столицу Польши Варшаву, поджигая и взрывая дом за домом, улицу за улицей. Когда война в Европе была завершена… от большей части столицы Германии остались дымящиеся труды щебня и искореженного металла». Джадт указывает, что «настоящие ужасы войны» испытала восточная часть континента; он указывает на тот факт, что в Советском Союзе было уничтожено 70000 деревень и 1700 городов. При этом он подчеркивает, что материальный ущерб — это всего лишь «мрачный физический фон», который меркнет перед лицом миллионов людей, погибших в годы войны.
В новейшей историографии послевоенной реконструкции основное внимание уделяется Западной Европе. За исключением Дрездена и Варшавы, огромные восстановительные работы в Центральной и Восточной Европе почти не удостаивались внимания. В архитектуре и городском планировании Европы периода реконструкции основной интерес — в особенности в первые годы — сосредоточивался на количестве, и лишь во вторую очередь на качестве (даже если объемы работ во многих случаях бывали относительно небольшими). Это можно объяснить масштабами рассматриваемой темы, а также ограниченностью имевшихся в распоряжении строителей материальных и финансовых ресурсов. По последней причине в первые послевоенные годы творчество многих архитекторов не могло отличаться высоким качеством. В архитектуре рассматриваемого периода часто бывает сложно определить, где заканчивается перестраивание, реконструкция и восстановление и начинаются новое строительство, совершенствование и инновации. Даже реконструкция Старе Мяста (Старого города) в Варшаве — исторического центра польской столицы, часто признаваемая классическим примером трудного восстановления города, во многих отношениях была перепланировкой, хотя строители использовали все старые материалы, которые можно были спасти из руин. Структура города была рационализирована, транспортные потоки оптимизированы, чему способствовал проложенный под историческим центром туннель, проходящий с востока на запад.
Явное сходство облика Старе Мяста после реконструкции с его обликом до начала Второй мировой войны — случай уникальный.
Как правило, при перестройке архитекторы предпочитали не отражать в такой степени взаимосвязь между тем, что существовало раньше, и тем, что они создавали.
Так, в Мидцелбурге и Мюнстере все послевоенные конструкции, если не считать нескольких истоновыми и при этом узнаваемыми, а инновации в планах городов и новаторские строительные технологии скрывались за фасадами, по видимости имеющими более богатую историю, чем на самом деле.
Точная реконструкция и традиционалистское воссоздание — это лишь два пути, которые использовались в архитектуре реконструкционного периода. Третий путь, который в конце концов стал самым популярным, сводился к определенного рода метаморфозам, которые можно было бы определить как решительный модернизм, кардинальным образом изменяющий облик города. В качестве примеров назовем район собора Святого Павла в Лондоне, центральную часть Роттердама и многих городов Германии. Эти проекты ознаменовали рождение нового типа города с новой архитектурой — современной, открытой и autogerecht («само-ориентированной»), если воспользоваться термином Ханса Бернарда Райхова, предложенном им в книге Die autogerechte Stadt («Само-ориентированный город», 1959).
Новая архитектура не стремится сохранять прямую связь с тем, что осталось от прошлого. Старое и новое стоят в ней бок о бок, не сливаясь. Разительный контраст между старым и новым нередко сохраняется сознательно, как мы видим на примерах собора в Ковентри (1952—1957), восстановленного Бейзилом Спенсом, или Нойе Максбурга в Мюнхене (1954—1957) работы Зепа Руфа и Тео Пабста. В других случаях архитекторы соблюдают тонкую гармонию, как это сделал Ханс Дёлльгаст при реконструкции мюнхенской Старой пинакотеки (1952—1957).
Архитектура восстановительного периода использовала широкий спектр подходов, от археологической реконструкции до абсолютной новизны, но пространства для крайностей она оставила немного. Большинство архитекторов в первые послевоенные годы следовало по умеренно модернистской тропе, которую проложили для них коллеги из Швеции и Дании в 1940-е годы. В начале послевоенной эры в Европе особенным влиянием пользовалась архитектура Швеции. Во Второй мировой войне Швеция сохраняла нейтралитет, а Дания в годы германской оккупации понесла минимальный ущерб. В 1940-е годы эти две страны были самыми благополучными в Европе, наряду с нейтральной Швейцарией, которая также нередко служит своего рода точкой отсчета. Испания и Португалия, равно как и Ирландия, не участвовали в войне, но такие факторы, как слабость экономики и диктаторские режимы (последнее относится к странам Иберийского полуострова) помешали им вырваться в лидеры архитектурного развития.