При сооружении фасада, архитектор поставил первичным элементом само пространство, организованное в единообразную, неотделимую массу (если не считать скудной профилировки арочными проемами и машикулями), которое кажется вынутым или даже «выдолбленным» из монолитной массы материала. Такое явное противопоставление «грубой материи» и «воздушности интерьера», вовсе не характерно для схоластических принципов «единообразия частей и целого», а скорей является воплощением в материале концептуального противопоставления «духа и материи», свойственного религии катаров (альбигойцев). Возникает даже такое ощущение, что фасад возводил один архитектор, а интерьер сооружал другой, однако источники упрямо свидетельствуют о том, что архитектор был один. Самое интересное, что использование подобных композиционных приемов не является каким-то исключительным случаем в культовых готических сооружениях Лангедока, именно поэтому они не могут быть «списаны» на творческие замыслы или фантазии отдельных архитекторов. Далее при изучении идейно-художественных программ кафедральных соборов Тулузы и Альби, мы вновь встретимся с применением этой же подобной практики.
Подводя итог изучению приходских церквей Лангедока, стоит сказать о том, что большинство культовых сооружений этого региона были возведены первоначально в романском стиле, а затем, подвергшись разрушениям во время религиозных альбигойских войн, возводились уже в готическом. Тем не менее, даже небольшое количество церквей, сохранивших романские формы, или части романских форм — свидетельствуют о том, что «фортификационный» характер сооружений не был изобретением готического периода, скорее он был обусловлен традицией, берущей свои начала еще во времена «темных веков», когда этот край постоянно подвергался набегам вестготов, бургундов, арабов — сарацинов, франков и прочих народов. Бурная жизнь видимо приучила жителей смотреть на все сквозь прорез забрала и поэтому даже культовая архитектура, которая, как известно, является наиболее адекватным отражением умонастроения и мировоззрения народов, со временем приобрела «воинствующий» характер. Именно поэтому, возьмем ли мы церковь, сохранившую романские черты наряду с более поздними готическими, мы увидим все ту же композиционную схему «eglise- АэгШгее», «церкви-крепости», столь типичную для Лангедока, но почти нигде более не встречаемую.
Например, фасад церкви Сен-Сернин (Saint-Semin) в городке Гамон (Galmont), кантон de Naillox, возведенный в XIII-XIV веках и имеющий хорошо сохранившиеся черты поздней романики. Церковь начали возводить в 1202 году, когда местный сеньер Otton de Leran основал монастырь Святого Сернина. Еще одним наглядным примером может служить церковь Марии Магдалины (Sainte Marie-Madeleine) XII-XIV веков в городке Морвиль -От (Mourviles-Hautes), кантон Ревель (de Revel). Уже в XII столетии городок, выросший вокруг церкви Святого Папуля (St. Papoul), простой однонефной, в романском стиле, стал играть заметную роль и тогда же здесь распространилась ересь катаров. Далее подвергшийся разграблению во время Альбигойских религиозных войн, в 1231 году городок обзаводиться укреплениями и называется Форт де Морвиль, что отражено в соглашениях между графом Раймондом VII (Raimon VII) и Арно де Базьеж (Arnaud de Baziege). Церковь Марии Магдалины, возведенная в готическом стиле на месте старой романской церквушки, достраивается в 1318 году, сохраняя тем не менее многие романские формы. К сожалению более подробное изучение сочетания готических и романских форм в церкви Марии Магдалины, увы не представляется возможным, поскольку в 1569 году, во время религиозных гугенотских войн, большая часть церкви и три ее пристройки были сожжены гугенотами (протестантами). Итак, мы видим, что местные архитекторы и заказчики стараются сохранять прежнее романское наследие и по мере возможности «встраивать» его в новые, готические формы, оставляя неизменным тип «церкви-крепости». Однако и там, где прежние романские формы, по каким-либо причинам, отсутствуют или разрушены в результате многочисленных войн, при возведении уже вполне готических сооружений, мы вновь видим четкое следование зодчими церковной «фортификационной» модели. Причем зачастую, несмотря на общую для всех сооружений схему «церкви-крепости», каждое конкретное сооружение имеет свои, оригинальные особенности.
Примером могут служить: церковь Сен-Андре (Saint-Andre) XIV века, в городке Монжискар (Montgiscard), возведенная заново уже после разорения города войсками Черного Принца (Эдуарда Плантагенета) в 1355 году и церковь Нотр-Дам (Notre-Dame) XIII-XIV века, в городке Вильшфранш-де-Лораге (Villefranche-de-Lauragais), так же возведенная после разрушения городка английскими войсками Эдуарда Плантагенета («Черного Принца») в том же 1355 году.
При сравнении фасадов этих двух церквей, возводимых примерно в одно и то же время, и несомненно имеющих в качестве исходной модели одну и ту же идейно-художественную программу «церкви-крепости», мы, тем не менее, видим два различных варианта исполнения этой программы. В первом случае, в церкви Сен-Андре мы видим единое композиционное решение, единый готический ансамбль образованный всеми архитектурными элементами фасада, в основе которого лежит принцип «троичности». Три, четко и ясно выраженных, яруса, три высоких стрельчатых арки, профилирующие первый ярус и задающие вертикальный ритм всему зданию и два верхних яруса-колокольни, несущих по три стрельчатых сквозных проема, где размещены церковные колокола. Готическая центральная «роза» и две стилизованные «башни», фланкирующие фасад, явно свидетельствуют нам о том, что зодчий выбрал популярную схему готических соборов Севера Франции, воплотив ее, тем не менее, в чисто лангедокском типе «церкви-крепости». Свидетельство чего являются «крепостные» зубцы, венчающие каждый ярус церковного фасада. Совершенно иное решение выбрал архитектор церкви Нотр-Дам в Вильфранш-де-Лораге. Имея в основе ту же «трехчастную» схему, он не смог создать единого, гармоничного ансамбля церковного фасада, поскольку все сооружение выглядит, как набор отдельных форм, каким -то образом соединенных друг с другом. Не помогла здесь даже более богатая профилировка машикулями, декоративной кирпичной кладкой и квадратными отверстиями, которой, видимо, пытались «облагородить» суровые и довольно примитивные формы фасада. (см. илл. в приложении) Таким образом, мы можем наглядно видеть, какую важную роль играл индивидуальный талант архитектора, который наряду с индивидуальным вкусом заказчика во много определял конечный облик возводимого церковного сооружения, однако более подробно об этом прекрасно изложено в монографии К. М. Муратовой «Мастера Французской готики».
Подводя итог изучению идейно -художественных программ приходских готических церквей Тулузы и Лангедока, стоит сказать несколько слов вот о чем. История этого благодатного края с давних пор отличалась многочисленными набегами, войнами и завоеваниями, начиная от Королевства вестготов со столицей в Тулузе, затем франки, далее арабы, которых вновь изгнал Король франков Пипин Короткий лишь в 760 году, и позднее постоянные набеги норманнов, арабов, бургундов, по видимому наложили отпечаток на характер церковной архитектуры этого края. Мы видим, что большинство приходских церквей имеет в основе простую, однонефную базилику, перекрытую зачастую деревянными конструкциями, видимо, стой целью, чтобы можно было относительно быстро восстанавливать разрушенные здания. Скорее всего, именно по этой причине, мы практически не встречаем в архитектуре приходских церквей высоких башен-колоколен, но зато часто видим звонницы, имитирующие башни (своего рода декорации), которые, как правило, венчают западный фасад церкви и которые после разрушения довольно легко можно восстановить без особых затрат средств и времени.
Будучи довольно длительное время римской провинцией, Лангедок сохранил традиции римского зодчества, которые постоянно проявляются в оформлении порталов романских церквей, — то в виде римской триумфальной арки, то в декоративных резных капителях, то в скульптурной пластике. Именно вследствие этого, готическая конструктивная система, старается использовать романские формы, включая их в свой композиционный замысел, с той или иной степенью талантливости. Еще до прихода «северных завоевателей», Лангедок имел тесные торговые и политические связи с городами Ломбардии, откуда шло заимствование наиболее оригинальных строительных приемов и композиционных решений, проявившихся впоследствии при возведении готических сооружений. Благодаря тесным династическим и торговым связям с Аквитанией и Нормандией, зодчие Лангедока пытались применять нервюрные своды для перекрытия простых прямоугольных помещений еще в XII веке, хотя широкого применения эти попытки не получили. В целом, сложившаяся архитектурная школа Тулузы и Лангедока, еще до прихода северофранцузской готики, отличалась оригинальностью и своеобразием, хотя по своей направленности больше тяготела к Ломбардской и даже Итальянской архитектуре, ввиду близости торговых и городских связей. Во многом влияние на зодчих Лангедока оказывали архитекторы Оверни и Перигора, а так же близь лежащая Бургундская школа. Однако, архитекторы Юга воспринимая конструктивные принципы всех этих школ, старались, тем не менее, творчески переработав возводить собственные, оригинальные сооружения. Что мы и увидели при изучении архитектуры приходских готических церквей, оригинальность и неповторимость которых явно свидетельствует в пользу самобытности готической архитектуры «церкви-крепости» Тулузы и Лангедока.