Эффективность полиции росла из года в год. Однако хотя ей и удавалось сдерживать рост преступности в Лондоне, уголовный кодекс оставался все таким же варварским и жестоким, каким был в XVIII в. Публичные казни хотя и реже, но все еще происходили, несмотря на возмущенные голоса влиятельных людей. Так, Чарлз Диккенс после казни через повешение Джорджа Мэннингса и его жены на Хорсмангер-лейн в 1849 г. отправил в «Тайме» свой протест против безнравственности этого зрелища, «неописуемо ужасного» поведения людей. В 1864 г. во время публичной казни человека, который убил в поезде банковского клерка, по сообщению газеты «Тайме», вокруг виселицы «происходили кражи и драки, слышались громкий смех и оскорбления, совершались непристойности, тут и там раздавалась грязная брань».
Зрителями на казнях было «закоренелое отребье» Лондона: «шулеры, воры, картежники, любители пари и боксерских матчей, зеваки, обычно околачивающиеся в дешевых театрах и бильярдных». И только после 1868 г., когда депутат парламента от Олдхэма Дж. Т. Хибберт внес на рассмотрение свой законопроект, казни стали проходить в стенах тюрем.
К тому времени улучшились и условия для заключенных в тюрьмах. Исчезли грязь и жестокость, описанные Джоном Ховардом в XVIII в. и подвергнутые критике Элизабет Фрай и Томасом Фовеллом Бакстоном в начале XIX в. Однако перемены в лондонских тюрьмах происходили непросто.
Г. Лоре. На скачках «Дерби». Ланч. Из серии «Путешествие в Лондон». 1872 г.
