Вначале 1530-х гг. по утрам можно было видеть маленького мальчика с кувшином, выходящего из дома своего отца на Корнхилл-стрит, идущего вниз мимо рынка Лиденхолл к воротам Алдгейт. Выйдя за ворота, он направлялся к ферме «Гудман», покупал там три пинты молока, платил полпенса и возвращался домой. Мальчика звали Джон Стоу; его отец был портным, но дела у него шли плохо.
Мальчика отдали в подмастерья. Однако профессия портного его не привлекала. По натуре он был коллекционером старины и хотел стать писателем; особенно он мечтал написать подробную историю города, в котором родился. Он начал собирать материал для книги, в которой будет точно, правдиво описано прошлое города и настоящее. Много лет спустя эта книга выйдет под названием «Описание Лондона».
Лондон того времени, когда родился Джон Стоу, и образ жизни его жителей не намного изменились по сравнению с теми годами, когда на свет появился его дедушка.
Существовал все такой же разительный контраст между богатыми и бедными, роскошью и нищетой; так же проходили пышные зрелища и процессии, проводились состязания по водному спорту и устраивались костры по праздникам, вызревали столкновения, массовые беспорядки; все так же посещали город эпидемии чумы.
Молодые люди верхом на лошадях поражали мишени на столбах, упражнялись в стрельбе из лука под звуки барабанов и флейт на Мофилдз, у Айлингтона и Финсбери. Мужчины так же пили вино в таверне «Голова Римского Папы» в Корнхилле, отдавая за пинту один пенс (хлеб давали бесплатно); все так же напивались на Варфоломеевской ярмарке, как это повелось с начала XII в., когда Генрих I даровал приору церкви Святого Варфоломея право проводить ярмарку; так же толпами стекались в Саутворк, чтобы развлечься в борделях и посмотреть бой быков.
Пиратов так же вешали на цепях вниз по реке от Тауэра, как это делалось со времен Римской империи; головы изменников торчали на Лондонском мосту, пока в какую-нибудь ветреную ночь их не сбрасывало в реку. Сотни нищих и разбойников бродили по городу в поисках простодушного крестьянина или доверчивого иностранца; так же шумели шесть дней в неделю разросшиеся рынки, «пестревшие невообразимым числом и разнообразием рыночного люда».
Крупнейшим из рынков был Чипсайд, множество сельских жителей торговали там за прилавками или ставили корзины с товаром прямо на землю, а то и просто держали свою продукцию на вытянутых руках.
Рынок работал с рассвета зимой и с шести утра летом; об открытии его извещал звон колокола, и он же сообщал за полчаса о скором закрытии; в промежутке между утренним и вечерним битьем колокола Чипсайд тонул в сплошном гаме, в криках мужчин и женщин, расхваливающих всевозможные товары.
Дальше на восток находился рынок Лиденхолл-маркет, славившийся домашней птицей и молоком, кожами и тканями, которые продавали в центральном здании рынка, кухонной утварью и инструментами. Рынок беспорядочно разросся вокруг Лиденхолл-стрит во всех направлениях — к воротам Бишопсгейт, через улицу Лайм-стрит и вниз по Грейсчерч-стрит до мясного рынка в Истчип и рыбного на Фиш-стрит-хилл.
Были рынки и в западной части Корнхилла, где Принс-стрит соединяется с Треднидл-стрит; на Ньюгейт-стрит, где однажды из экипажа Сэмюэля Пипса уронили в грязь два куска говядины, что привело в ярость здешних мясников; на причалах Квинхит, Биллингсгейт и Беа-Ки, а также в Смит-филде, Саутворке и на Кинг-стрит в Вестминстере.
