Барбон был сыном торговца кожами, пятого человека в государстве, которого Кромвель и Совет республики назначили членом Торговой палаты.
Николас родился приблизительно в 1640 г., учился медицине в Голландии, и в 1664 г. его приняли почетным членом в Медицинский колледж. Это был амбициозный, практичный, властный и надменный человек, умевший убеждать и при необходимости проявлять гибкость, чтобы добиться расположения нужных людей.
Его имя больше известно тем, что он учредил страхование от пожара и был экономистом, которого цитировал Маркс. Но он же являлся наиболее активным перекупщиком земельной собственности в Лондоне времен Реставрации.
Барбон заявлял, что лишь крупные спекуляции стоят потраченных на них усилий и времени: «Мелочами может заниматься и каменщик. Большая прибыль идет от больших сделок».
Его имя постоянно мелькало в коммерческих документах: покупка, продажа, строительство, лизинг, аренда; иногда он выступал в качестве ревизора больших денежных средств, иногда в качестве защитника на судебном процессе по взысканию долгов, он упоминался также как владелец небольшого дома на Теобальдероу и как застройщик нескольких больших домов на Сент-Лжеймс-Филдз.
В 1683 г. он купил огромный тюдоровский особняк в Остерли, когда-то бывший во владении сэра Томаса Грэшема.
Некоторые из предприятий Барбона были удачными, другие — нет. Иные из зданий, сооруженных его клиентами-застройщиками, оказались долговечными, другие быстро развалились. Его методы работы часто были сомнительными, временами просто преступными.
Когда Барбон хотел перестроить район, уже частью застроенный и заселенный, он приглашал владельцев домов и арендаторов в свой особняк в Крейн-Корт, где он жил на широкую ногу.
Сначала он заставлял их ждать в прекрасно меблированной гостиной, потом внезапно появлялся — пышно разодетым, по словам Роджера Норта, «как камергер в свой день рождения». Обманом, лестью, скрытыми угрозами и умасливаниями он убеждал их согласиться с его предложениями.
Если кто-то из этих людей не поддавался на его льстивые речи и посулы, у него было простое и жесткое средство: он сносил дом упрямца прямо тому на голову. Конечно, у Барбона часто возникали проблемы с законом, но он умел настолько изматывать своих противников апелляциями, встречными исками, непоявлениями в суде, извинениями, лицемерными объяснениями, враньем и малопонятными речами, что все тяжбы с ним заканчивались ничем.
Казалось, у него вовсе нет совести, но нет и никаких дурных намерений. Он согласно улыбался, когда его называли мошенником, обманщиком и шарлатаном; успокаивающе кивал, когда разъяренный клиент проклинал его. Он был беспринципным жуликом, но обладал тонким чутьем.
Одна из первых спекуляций Барбона касалась места к югу от Стрэнда, где когда-то жили богатые семьи, но теперь покидали свои дома, переезжая дальше от центра на запад.
В 1674 г. у душеприказчиков герцогини Сомерсет он купил Эссекс-Хаус, перешедший во владение герцогини после смерти Роберта Девере, третьего и последнего графа Эссекса из рода Девере.
После этой сделки Карл II предложил выкупить особняк за более высокую цену, чем заплатил Барбон, чтобы подарить его Артуру Кейпелу, недавно принявшему титул нового графа Эссекса, за хорошее исполнение должности наместника короля в Ирландии. Но Барбон отказался, снес особняк и начал строить на его месте лома меньшего размера.
Он продал сообществу «Средний Темпл» часть земли с восточной стороны сада и превратил улицу Милфорд-лейн (отделявшую Эссекс-Хаус от соседнего Арундель-Хауса), до того грязную, изобиловавшую борделями и пивными, в респектабельную местность с красивыми домами, ресторанами, тавернами, школами вольтижировки, с новой речной пристанью в нижнем конце для пивоваров и торговцев лесом.
Барбон купил также особняк герцога Бэкингема, стоявший далее на западе вдоль Стрэнда, в дальнем конце поместья Савой. Дом носил название Иорк-Плейс и раньше служил лондонской резиденцией архиепископа Йоркского. Барбон снес и его, чтобы на этом месте построить новые здания.
Сам герцог, драматизируя свою ссору с правительством и двором, переехал жить в лондонский дом, но перед тем он настоял на том, чтобы были сохранены ворота на Стрэнде, которые вели из сада к лестничному спуску к реке, а в названии новых улиц, которые строил Барбон, присутствовало его имя, данное при крещении, фамилия и каждый слог его титула.
Так появились Джордж-стрит, Вильерс-стрит, Дьюк-стрит, Бэкингем-стрит и даже Оф-Элли, хотя последняя улица позже была переименована в Йорк-Плейс.