К концу столетия канализация Лондона была усовершенствована, тем не менее для бедных слоев населения условия оставались столь же ужасными, как и раньше, а в некоторых районах столицы, по словам лорда Шафтсбери, они только ухудшились. Например, в Спиталфилдз в одном доме с девятью спальнями в 1880-х гг. жили 63 человека, на которых приходилось всего девять кроватей.
Королевский комитет по жилищным вопросам докладывал об общественных уборных, которыми пользовалось множество людей и которые месяцами не вычищались; а где-то эти уборные «использовались в качестве ночлежки для бездомных».
«Этот великий, омерзительный город Лондон, — с болью писал Джон Рёскин в 1860-х гг. — Восхитительный, рокочущий, задымленный, зловонный — жуткая громада скисшего кирпича, из каждой поры которого выходит яд…»
Страдали не только бедные, хотя на их долю приходилось намного больше тягот. В самых дорогостоящих районах также имелись дома с дефектными водостоками и канализацией, которые представляли собой угрозу для здоровья их обитателей, пока кампания, начатая упорным Эдвардом Чадвиком, не помогла в итоге устранить наиболее вопиющие неполадки.
Площади Белгрейв и Итон-сквер, салм Гайд-парка, плошали Кавенлиш, Брайанстоун, Манчестер и Портман — все они располагались над канализационными трубами, изобиловавшими, по данным официальных отчетов, «самыми вонючими засорами, которые зачастую перекрывали водостоки от домов и источали зловонные испарения». Некоторые канализационные трубы были такими ветхими, что решено было отказаться даже от попыток очистить их «от омерзительного содержимого», чтобы они «совсем не развалились».
Распространенным заболеванием среди представителей высшего класса, даже в королевской семье, оказался сыпной тиф. Апартаменты королевы Виктории в Букингемском дворце вентилировались через канализационную трубу; во многих больших особняках каждую ночь вверх по трубам поднимались стаи крыс в поисках пищи. Часто сообщалось о том, что на спящих детей в обеспеченных домах ночью нападали крысы.