При восстановлении Спасского собора Петр Могила отнесся к его остаткам очень бережно. К сохранившейся западной части храма он пристроил с востока граненую апсиду, а с запада- большой притвор, тем самым он придал постройке вид характерной украинской крестовой, пятикупольной церкви.

В XVI-XVII веках, когда особенно обострилась борьба против польско-католической агрессии, передовые культурные деятели украинского народа стремятся опереться также и на традиции своего исторического прошлого.

В литературе широко распространяются старые летописные списки и создаются новые, в которых подчеркивается связь современности с далеким прошлым Киева, преемственность и непрерывность исторического развития от древних князей. Этим же объясняется и бережное сохранение и восстановление разрушенных ранее памятников.

Росписи церкви Спаса на Берестове, исполненные греческими мастерами из Афона вместе с киевскими в 1642-1644 годах после окончания строительных работ, проведенных в 1640-1642 годах, представляют значительный интерес как поздний отголосок когда-то славного византийского искусства. Нужно сказать, что художники очень хорошо увязали композиции фресок с архитектурой интерьера, перекрытого звездчатым готическим нервюрным сводом. Росписи отличаются изысканными композициями, движения фигур в них необычны и замысловаты. Наряду с традиционной условностью, каноничностью изображения образа человека явно видно влияние западноевропейского итальянского искусства раннего Возрождения, своеобразно преломляемого афонскими мастерами. Это заметно не только в общем колорите росписей, но также и в трактовке отдельных деталей.

Показательна в этом отношении сцена «Благовещение», где в глубине интерьера виден столик с кувшином живых цветов, написанных удивительно свежо и ярко. Еще более интересно, со многими бытовыми подробностями, исполнено «Рождество Христово». Очень выразительно написана повивальная бабка. Одной рукой она пробует воду — тепла ли? Голова ее повязана платком, платье у нее с короткими рукавами. В другом сюжете представлены пастухи в типичных пастушеских одеждах и шляпах. Заслуживает внимания ктиторская фреска на входной стене, где к ногам Вседержителя, сидящего на троне, припадает митрополит Петр Могила. Его портрет — выдающееся произведение украинской живописи XVII века. Он написан, по всей вероятности, кем-либо из киевских мастеров, о которых сирийский путешественник Павел Алеппский, посетивший Киев в 1654 году, писал, что «они владеют большим мастерством в изображении человеческих лиц с законченным сходством».

Скупыми и точными мазками художник энергично моделирует широкую, слегка седую бороду, выпуклый лоб, аристократический, с горбинкой нос и печальные карие глаза человека, страдающего неизлечимым недугом. Глубиной портретной характеристики, окрашенной искренним человеческим чувством, и передачей душевного состояния портрет Петра Могилы говорит о том, что украинские живописцы в XVII веке владели реалистическими художественными средствами.
В селе Берестове были найдены два шиферных рельефа, вероятно, происходящие из разрушенного татарами княжеского дворца. На одном из них изображен древнегреческий герой Геракл, раздирающий пасть льва, а на другом, как полагают,- Кибела, мать богов; она полулежит на колеснице, запряженной парой львов. Оба рельефа относятся к XI-XII векам. В древности они, может быть, были вмурованы в стену княжеского дворца, возможно, по случаю женитьбы кого-нибудь из княжичей, чем и объясняется их своеобразная символика. Согласно предположениям Б. А. Рыбакова, рельеф с Гераклом символизирует мужское начало, силу, отвагу; герой изображен в момент, когда он схватил пасть льва руками и раздирает ее. Невысокий рельеф, скорее, напоминает резьбу по дереву. Сильными, уверенными ударами резца мастер моделирует форму. Складки плаща, волосы на голове Геракла и грива льва трактованы орнаментально и декоративно. Остро и графично исполнены складки, подчеркнута устрашающая злоба льва.

В передаче этого евангельского эпизода отчетливо проступает жанровость. Но, несмотря на элементы жанровости, художник в целом трактует его возвышенно и монументально. Подробности не затемняют главного смысла сцены: чудесного явления воскресшего Учителя. Точно найденный ритм параболических линий наклонившихся фигур рыбаков, линии берега, бортов лодки и контура головы и плеч плывущего Петра ведет глаз зрителя к тому, кто стоит на берегу.
Здесь много простора, воздуха. Синее небо сливается с синим фоном за Христом и занимает больше половины площади фрески. Легкость и прозрачность усиливаются охристо-серо-синей водой и золотисто-белыми силуэтами рыбаков и Христа. Наиболее плотным цветом изображена изумрудная зелень позема, в которую врезана нижняя часть лагуны Тивериадского моря.

Вопрос о мастерах, исполнивших эту фреску, ввиду отсутствия каких-либо данных остается открытым. Но весь ход художественного развития Древней Руси говорит в пользу киевского происхождения мастеров. Во всяком случае, только киевская столичная среда могла породить столь совершенное и передовое искусство.
Главные особенности этой фрески церкви Спаса на Берестове заключаются в свободном, нешаблонном композиционном построении сцены, в понимании формы и изображения как единого целого, которое питается эллинистически-византийскими художественными традициями, своеобразно трансформированными в киевской художественной среде, в оригинальных приемах выявления структуры и формы лица путем эскизного, энергичного письма а-ля прима. Условности в изображении отдельных частностей хотя и есть, но они не играют столь большой роли. Названные отличительные особенности берестовской фрески свидетельствуют о пробуждении, о зарождении новых тенденций не только в искусстве Киева конца XI — начала XII века, но и всего византийского искусства, ибо последнее теперь нельзя представить без того вклада, который внесли в него киевские мастера. Фреска Спаса на Берестове XII века лишний раз показывает, что художественная жизнь Киева была богатой, а его искусство было в состоянии своими собственными силами выйти на новые пути развития.

В противоположность драматическому решению сцены борьбы Геракла со львом Кибела на колеснице, символизирующая женственность, трактована в несколько ином духе: львы мирно шествуют в колеснице, в них нет подчеркнутого звериного начала, все формы мягче, а линии плавнее. Все здесь выражает покой.
Мастер рельефов, видимо, был воспитан на традициях народного искусства. Погрешности против классических правил и норм в рисунке искупаются наивным, но острым и сильным выражением.