Внутренне пространство единственного нефа, организовано в точном соответствии с концепцией «однонефных приходских церквей» Лангедока. Череда секций-травей, состоящая из четырехчастных нервюрных сводов, опирается на пучки полукруглых колонок-пилястров встроенных в стену, причем в соответствии с модой «лучистой» парижской готики, каждой колонке соответствует своя нервюра. Так, что нервюры кажутся вырастающими из основания, хотя резные капители все-таки несколько расчленяют единый вертикальный ритм на «два такта». Движение вверх так же подчеркивают стрельчатые профилированные арки единообразных секций-капелл, которые организуют пространство между контрфорсами и задают этим горизонтальную ритмику движения с запада на восток. Эта ритмика завершается полукруглой, пентагональной апсидой, где и располагается центральное место церкви — алтарь и престол, на котором совершается католическая месса. Раннеготические парные окна, со скромным орнаментом в виде квадрата с четырьмя полукругами внутри (т.н. «крестоцвет») и маленькой капителью импоста в конструкции были украшены традиционными витражами, которые, однако, не сохранились. Не сохранилась и полихромная роспись интерьера, несомненно, существовавшая ранее, свидетельством чего служат оставшиеся фрагменты росписи капелл.

О том, что роспись церковных интерьеров была в Окситании достаточно популярна, и что большинство церквей и соборов, до религиозных гугенотских войн XVII столетия, были украшены полихромными фресками, мы можем судить по тем немногочисленным остаткам которые, к счастью, сохранились. Например, росписи интерьера приходской церкви Святого Апполония (Saint-Appolonie) в Орене (Aurin), кантон де Ланта (de Lanta), выполненные в XIV-XV веках, а затем восстановленные после «Гугенотских войн» XVII столетия.  В целом интерьер церкви выполнен безупречно и своим гармоничным исполнением доказывает, что архитекторы Лангедока достаточно легко восприняли новшества «парижского стиля» и переработав его творчески, смогли создать оригинальные культовые сооружения. Все это еще раз предостерегает нас от поспешных выводов, о пресловутой «подражательности» провинциальной готики Лангедока. Скорее всего, мнение об это «подражательность» — есть не что иное, как пока еще недостаточная изученность большинства культовых, готических сооружений Юга Франции.

И, наконец, нам остается рассмотреть еще одну особенность, характерную для приходских готических церквей Лангедока, которое можно определить, как несоответствие внешней и внутренней структуры здания. Изучая культовые готические сооружения Европы, мы привыкли видеть в архитектуре этих сооружений скелет здания, совершенно лишенный наружной оболочки, как бы обнаженный и где, поэтому конструктивные части здания являются носителем художественного выражения. Таковыми принципами пользовались естественно и архитекторы Лангедока, когда хотели подражать стилю парижской «лучистой» готики, например в Каркассоне, Нарбонне или Безье. Однако в сооружении приходских церквей, зодчие часто прибегали к принципам диалектического противопоставления концепции фасада, концептуальным решениям интерьера и в этом нельзя не заметить некоторого  «остаточного» влияния, возможно даже и не осмысленного до конца, идей дуализма, так долго проповедуемого катарами (альбигойцами). И действительно, если рассмотреть период массового распространения катарской «религии Любви», с начала XI века и до конца XIII столетия, когда официальные проповедники катаров замолчали, то стоит признать факт сильного духовного влияния на умонастроение общества, если не самой религии в целом, то ее терминологии и теолого-философской составляющей несомненно. Такие антиномичные принципы альбигойской диалектики, как «добро и зло», «свет и тьма», «Любовь и ненависть», «верх и низ», «дух и материя», наряду с другими не могли не отразиться на формировании общей парадигмы мировосприятия жителей Окситании, тем более, что почти в каждой семье, кто -то принимал религиозные идеи катаров и становился, если не «совершенным», то уж «верующим», по крайней мере, точно. Без этого предположения трудно объяснить, отчего в композиционных решениях достаточно большого количества церковных сооружений, мы видим столь явные, если не сказать вопиющие, противоречия (противопоставления) внешних и внутренних форм. Наглядным примером, на котором можно проследить этот факт, является церкви: Девы Марии (Notre-Dame), сооруженная в XIII столетии, в городке Вильфранш-де-Лораге (Villefranche-de-Lauragias), одноименного кантона, Сен-Сернен (Saint-Sernin) XIII века, городка Вельновелль (Villenouvelle), кантона de Villefranche, Сен-Сернин (Saint-Sernin) в городке Галмон (Galmont) XIII-XIV вв., кантона де Нейли (de Nailloux) и др. Многие жители этих городков, так же как и прочие жители Лангедока, длительное время исповедали катарскую «религию Любви», а затем, длительное время укрывали альбигойских проповедников и «совершенных», сопротивляясь инквизиции. Поэтому неудивительно, что в некоторых городках строились крепости и держались гарнизоны, для «поддержания порядка». Так в городке Вильфранш-де-Лораге, в 1254 году Альфонсом де Пуатье была сооружена крепость, которую продолжали укреплять при короле Филиппе Красивом в 1280 году.  Кроме крепостей, для искоренения «проклятой ереси катаров» основывались и монастыри «нищенствующих» орденов, например в 1202 году в Гамонте, сеньером Оттоном де Лера (Otton de Leran) был основан монастырь в честь Святого Сатурнина.

Особый интерес для нас представляет приходская церковь Сен-Сернен в Вилльновель, построенная в 1255 году по инициативе королевского сенешаля, и где готический интерьер и фасад-ширма достаточно хорошо сохранились. При рассмотрении интерьера церкви, мы с удивлением встречаем в решении нервюрного свода дополнительные диагональные нервюры лиерны и промежуточные тьерсоны, разбивающие большую поверхность на мелкие секторы, новшества появившиеся впервые в средокрестии Амьенского собора, возводившегося с 1220 по 1269 годы.   Таким образом, помимо традиционных уже для готики Лангедока крестообразных, четырехчастных нервюрных сводов, мы видим затейливую графику усложненной нервюрной сети, которая видимо, осмысливалась архитектором чисто декоративно. Поскольку нервюры опираются на встроенные в стену пилястры-консоли, постольку мы можем судить, что основную нагрузку несут сами стены, толщина которых весьма внушительна. Кроме статически необходимых поперечных, подпружных и диагональных арок, введение дополнительного членения, явно бесполезного в конструктивном отношении, было задумано мастерами, видимо, в расчете на художественно-декоративный эффект, который достигается достаточно сложным рисунком нервюр, лиерн и тьерсонов. Такое декоративное решение, где переплетающиеся пучки нервюр создают удивительное чувство легкости и возвышенного полета духа, диаметрально противопоставленное нарочитой строгости, даже некой «фортификационной грубости» западного фасада церкви. При том, что сам фасад исполнен в стереотомическом стиле, с явным тяготением к кирпичной конструкции с треугольными геометрическими формами.