В Голландии художники и архитекторы экспериментально и практически осуществляют включение в архитектуру ярких локальных цветов. Художник Т. ван Дусбург провозгласил необходимость использования красочности как средства, организующего пространство.
Архитекторы Г. Ритфельд и Я. И. П. Ауд разработали проекты зданий с введением ярких цветов. Мощное воздействие на архитектурную полихромию оказал не-опластицизм группы «Де Стиль». Вертикальные и горизонтальные линии, образующие решетку, удерживали ограниченные ими локальные пятна красного, синего и желтого, а также черного и белого цветов.
Эти визуальные структуры, оперирующие прямыми углами и чистыми плоскостями, легко вошли в архитектуру функционального стиля. Тенденция внесения локальных цветовых пятен в ахроматическую архитектуру сохранилась до наших дней.
В Германии повышенная цветность и орнаментация возникают одновременно как реакция на подражание историческим стилям и декораторству периода грюндерства.
От растительного орнамента югендстиля через мощный колорит сельского стиля эволюция приводит к полихромии раннего экспрессионизма. Цветовая концепция «Рейнского квартала» в Берлине отражена в земельной книге: золотисто-охристая поверхностная штукатурка, серые архитектурные детали, коричневая покраска деревянных элементов, скаты крыш — под цвет черепицы.
В 1929 г. берлинский Рабочий совет по искусству, созданный В. Гропиусом, Б. Таутом и А. Бене, провел опрос, в котором особо выделялась проблема цветовой среды города. Его результаты подтвердили необходимость работы над этой проблемой. Художники доказывали, что серый штукатурный орнамент шикарных улиц грюндерских времен должен быть заменен цветной покраской, предлагали использовать цвет в новых поселках и городских районах.
В 1922 г. Б. Таут был избран голосами левых партий в Магдебургский городской совет и начал цветовое преобразование города. Он объявил войну серым улицам. Главная улица города Брайте Вег должна была стать первой расцвеченной. «Я с ужасом увидел, как различные здания, большие и малые, со скульптурными или плоскими фасадами… имеют цвет грязного молочного соуса или горохового супа. Краски должны вернуть зданиям их характер».
Б. Таут с большим трудом привлек к работе владельцев магдебургских домов, однако Союз домовладельцев возражал против социального смысла цветовых преобразований города и настаивал на собственном праве решения вопроса. Таут убежденно возражал: «Хотя дома — ваша собственность, организация уличного пространства — дело общественное».
Главное здание города — ратуша — по проекту художника К. Фелькера стала цветной: ее цокольный этаж и элементы верхнего этажа были бордово-красными с белыми профилями, поверхность стены верхнего этажа белая. Аллегорическая пластика на коньке крыши и детали входа имели темно-желтую окраску. Сегменты свода над входным залом попеременно светились то красным, то
Художник Ц. Клайн представил проект утопического города на море. В нижней части города — гавань, банки, офисы. В верхней части на скале — жилой массив, цветной город с зелеными, синими, красными и желтыми улицами. Храм в виде крутой кристаллической пирамиды завершает композицию. Подобный проект идеального города предложил и К. Шмидт-Роттлуфф. Дискуссии о цвете связывались с радикальным преображением жизни и несли в себе элемент социальной утопии.
Художник О. Фишер разработал проект экспрессионистской покраски здания эпохи грюндерства, в котором располагался магазин «Бараш». Фасад без учета проемов был расчленен на коричнево-зеленые геометрические формы, оконтуренные черным. Одним из многочисленных цветовых пятен пестрого Магдебурга стал торговый дом Карла Винтера.
Летом 1922 г. Таут объявил конкурс на лучшую покраску дома и рекламу. Для участия в жюри были приглашены Ц. Клайн и В. Гропиус. Творческая активность возросла после выставки эскизов, носящих пропагандистский характер, которую открыл «вождь покрасок домов в Магдебурге» Б. Таут.
Цвет появился на домах, киосках, пожарных вышках, на рекламных щитах и даже — трамваях. К началу 1923 г. было покрашено свыше 200 домов. Однако плохое состояние работ привело к приостановке покрасок.
В это время в прессе отмечалось, что Таут своими культурно-политическими дискуссиями и грандиозным экспериментом на улицах Магдебурга сделал искусство цвета общественным достоянием. Группа его единомышленников утверждала, что общественная роль архитектора в том, что он должен будить народные силы, не ограничиваясь чисто формальной позицией.
Такую же оценку деятельности Таута четыре десятилетия спустя дали К. Г. Гац и О. Валленфанг: Таут противопоставил всеохватывающей серости буржуазного строительства цвет жилья для «маленького человека», он выступил борцом за полихромный город против подчеркнутой рационалистичности функционализма, преобразив окружение контрастной полихромией.
Полихромия Б. Таута недвусмысленно заявляла о решительном визуальном преобразовании застройки города.
И. Эренбург был шокирован экспериментами в Магдебурге: «Выставки экспрессионистов в берлинском «Штурме» можно и не посещать. Но как избежать улиц? Здесь вместо фасадов — «кровавая симфония» и «лиловое безумие». Это не один дом-чудак, а десять, двадцать, сотня — не перечесть… О «Красота»! Тебя не избежать!.. Началось с киосков. Одно здание, другое Домолавки принялись нарасхват привлекать «левых» художников. Потом стали появляться мазилы нового стиля.
На городских окраинах всплывали рекламные щиты. Так город Магдебург приобретал новое лицо. Это кусок истории… Я знаю, какие могут быть возражения — это же экспрессионисты, они плохие художники и пр. Если бы парижские кубисты или, еще лучше, наши русские конструктивисты — вот это было бы да! Представьте то же самое, но получше, поскромней…
В Германии вообще, и особенно в расцвеченном Магдебурге, происходит мучительное врастание «нового» искусства в жизнь…». Концепция Б. Таута была скомпрометирована вульгарной реализацией. Под лозунгом «Краски в оформлении города» скрывались экономические интересы предпринимателей, стремившихся создать гипертрофированную сеть рекламы, увеличить потребление фасадных материалов.
