Если не всегда возможно с полной уверенностью установить, что тот или иной архитектор видел, читал или слышал, что часто в нашем распоряжении имеется достаточно обстоятельных свидетельств того, что такой-то архитектор оказывал влияние, такие-то идеи широко ощущались, такие-то культуры служили источниками вдохновения.
История архитектуры — не юриспруденция, а потому, при отсутствии доказательств она иногда основывается на предполагаемых связях, какими бы умозрительными они ни были. Так, например, бросаются в глаза параллели в творчестве Антонио Гауди в Барселоне и Эдёна Лецнера в Будапеште, хотя существование прямой связи между этими мастерами доказать невозможно. «Мог Эдён Лецнер видеть какую-нибудь работу Гауди? Это вполне возможно», — писал в 1973 году Ференц Вамош в своей статье, вошедшей в сборник «Антирационалисты и рационалисты». Вамош сообщает, что Лецнер был в Париже «в дни Международной выставки 1878 года, где были представлены проекты Гауди. Сам Гауди в то время оставался последователем готики, хотя и на свободный, оригинальный и фантастический лад; таким был и Лецнер». На упомянутой выставке недавний студент Гауди демонстрировал витрину, спроектированную им для перчаточника Комельи. Одна витрина на большой выставке — малоубедительное указание, но, как уже было отмечено, параллели в творчестве обоих мастеров существуют. Возможно, как это бывало в истории науки, что одновременно или с малым промежутком времени возникают сходные решения идентичных или аналогичных задач. Это явление свойственно не только миру науки, оно может встретиться в архитектуре, которая есть не наука, а соединение искусства и технологии.
В книге «Инновация. Основы культурного обмена» Х.Дж. Барнетт раскрывает значение понятия «неформальное сотрудничество»: «Индивиды, которые участвуют в нем, часто не знают друг друга, и между ними нет прямой коммуникации. И все же они знают о работе друг друга, или знакомы с тем, что называется общим знанием в данной области, или их мышление направляется и обусловливается одними условиями, такими как спрос на конкретную задачу. Неформальное сотрудничество служит объяснением многочисленных случаев независимых и часто одновременных открытий»6. Такие феномены синхронности обычно объясняют неопределенным детерминизмом — чем- то веющим в воздухе, обстоятельствами, вследствие которых открытие чего-то в этом роде должно было быть неизбежным. В истории архитектуры детерминизм такого рода можно обнаружить у тех авторов, кто видит историческое развитие как неуклонное движение по курсу, кульминацией которого становится, к примеру, модернизм, а также у тех, кто приписывает совпадения некоему неосязаемому Zietgeisf. Представление, что история следует неизбежным курсом, обосновать практически невозможно. Поскольку существование Zietgeist недоказуемо, то нельзя отрицать, что знание, мнения, предпочтения, интересы и вкусы, выходящие за местные рамки, часто становятся общими для всей Европы.
Хорошим примером сказанного может служить разлившийся повсеместно после 1945 года модернизм. Бго источник нельзя определить конкретнее, чем «довоенный модернизм»; и невозможно определить, из какой точки он начал распространяться. После Второй мировой войны в Европе нет города, который можно было бы счесть центром — или хотя бы одним из центров — этого модернизма. Не существует и какой-либо ясно сформулированной, направляющей теории модернизма. Скорее можно сказать, что налицо множество аналогичных взглядов и представлений, согласно которым было бы логично, допустим, организовывать уличное движение таким образом, чтобы центр города считался его деловой и торговой частью, а на окраинах доминировали бы ряды жилых домов и башни, окруженные зеленым пространством. Этому коллективному сознанию не препятствовало ни политическое разделение Европы «железным занавесом», ни экономическое разделение на богатый север и сравнительно бедный юг.
Другие примеры этого ускользающего от восприятия явления — национальный романтизм в Центральной Европе, в Скандинавии и в странах Балтии около 1900 года, мощная струя модернизма 1930-х годов, прошедшая от Англии до Балкан, и «коричневая архитектура», возникшая в 1970—1980-х годах и разлившаяся от Нидерландов и Бельгии до Сербии и Болгарии. Тот факт, что историки архитектуры датируют все кардинальные повороты точными промежутками в несколько лет, типично для ситуации коллективного сознания.
