Здание Гонконгского и Шанхайского банка

Роджерс, по окончании работ на плато Бобур в Париже, работал над штаб- квартирой компании Ллойда в лондонском Сити (1978-1986), одного из старейших учреждений, занимающихся страховкой морских судов. Плотность городской ткани Сити и соседство его достопримечательности — торгового комплекса Лиденхолл-маркет — задали большую компактность и большее число этажей, чем в Центре Помпиду, к конструктивной и символической системам которого близко здание Ллойда. Центральное ядро его — пронизывающий все четырнадцать этажей атриум, завершенный стеклянным сводом — реминисценцией среднего нефа «Хрустального дворца». Инженерные устройства и вертикальные коммуникации вытолкнуты на периметр, что позволило освободить площадь этажей, и собраны в шесть драматичных башен обслуживания, сдвинутых к угловым частям основного объема, — футуристическую версию шахт Луиса Кана. Выведены наружу и круглые бетонные опоры несущего каркаса. Башни со сверкающими спиралями лестниц облицованы нержавеющей сталью. «Техноромантизм» драматизирован даже более напряженно, чем в Центре Помпиду; целое, при всех атрибутах техномира, живописно. Техническое совершенство, впрочем, оказалось мифом, о чем свидетельствует быстрое старение поверхностей здания — проблема, общая для многих объектов хай-тека.

Фостер, как и Роджерс, увлечен конструктивными идеями, выводимыми на уровень метафор, но в его замыслы вовлечено больше взаимодействующих факторов, включая организацию пространства и освещения. Механические аналогии переплетаются с природными. Внимание к деталям обеспечивает его постройкам масштабность и основательность, редкие в пределах стиля хай-тек.

Здание Гонконгского и Шанхайского банка, построенное Фостером в Гонконге (1979-1985), стало манифестом, заявляющим не только о его творческой позиции, но и о принципиально новой концепции высотного здания, противостоящей постмодернистским упаковкам небоскребов, структурный стереотип которых восходит к 1930-м. Анатомия небоскреба пересмотрена Фостером. Обычная схема — множество этажей, нанизанных на центральное ядро с лифтовыми стволами, — отвергнута в пользу открытого плана с выносом инженерных устройств в сторону торцов, в шахты, расположенные вне опор несущей конструкции. Ее пилоны, подобные вертикально поставленным фермам, широко раздвинуты. Их соединяют пояса горизонтальных треугольных ферм, к которым подвешены 47 этажей, разделенных на пять сокращающихся кверху зон. Сверкающий алюминий облицовки выведенного наружу мощного металлического «скелета» четко рисуется на фоне темного светопоглощающего стекла ограждения интерьера.

Конструктивная система позволила успешно организовать и дополнительную функцию здания, которое образует часть стены небоскребов, обращенной к морской набережной, и служит воротами от переправы, связывающей Гонконг с Коулуном, к самому городу. Мощные потоки людей протекают между широко раздвинутыми пилонами. Посетителей и служащих поднимает внутрь банка эскалатор. Идея городских ворот противопоставлена Фостером стерильности пространств между пилонами, на которые, по одной из «пяти заповедей» Ле Корбюзье, обычно поднимали модернистские здания. Нижнюю зону интерьера на всю пятидесятиметровую высоту пронизывает центральный атриум. Эскалатор идет сюда снаружи, сквозь подвесной «хрустальный софит», которым отделен кондиционированный воздушный объем от галереи под зданием. Этот стеклянный пол-потолок дополняет сюрреалистический характер атриума. Отраженный им свет проникает через прозрачные мембраны в верхние зоны почти до верхних этажей.

Многое в этой фантазии на тему «техники в эпоху информатики» исходит от футуристических представлений об архитектуре, подобной механизму, сочетающему стабильность и движение. Очевидны влияния конструктивистской «бумажной архитектуры» 1920-х, гигантских конструкций платформы для запуска ракет на мысе Канаверал, райтовской идеи небоскреба как абстрагированной схемы дерева. Фостер стремился внести в систему и нечто от эстетики Востока, используя модульные структуры и легкие наружные ограждения, подобные завесам.