Постмодернизм стал лозунгом

В постмодернистской «реальности» виртуальные образы прошлого (а не его документированные мотивы) принимаются как равноправные с субъективными отражениями «современного». Этим отсылки постмодернизма к прошлому отличаются от «мотивов», которые использовал позитивистский историзм, — последний основан на предположении, что знание прошлого объективно.

Парадоксальность «послесовременного» в том, что оно стало определять характер мировосприятия, влияющего на все области интеллектуальной деятельности. но складывалось из — «постмодернизмов», возникавших в разных областях культуры в разное время.

Только в восьмидесятые оно стало для западных теоретиков предметом обсуждения как целостный феномен, выражающий дух времени Постмодерн химеричен. «В нем, как в сновидении, сосуществует несоединимое: бессознательное стремление к целостному и мировоззренчески- эстетическому постижению жизни — и ясное сознание раздробленности человеческого опыта конца XX в.». В литературе с постмодернизмом связывалась идея, что сюжет может возродиться под видом цитирования других сюжетов, в их ироническом переосмыслении.

Смысл постмодернизма и его место в историческом процессе пытался охарактеризовать Умберто Эко в послесловии к своему постмодернистскому роману «Имя розы» (1980). Он говорит о нем. как о духовном состоянии, подходе к работе. возникающем в любой эпохе на пороге кризиса. Авангард разрушает, деформирует прошлое. «Авиньонские барышни» Пикассо очень типичный для авангарда поступок.

Авангард не останавливается: разрушает образ, отменяет образ, доходит до абстракции, до безобразности, до чистого холста, до дырки в холсте, до сожженного холста; в архитектуре требования минимализма приводят к гладкой пустой стене, к дому-коробке, к параллелепипеду… Но наступает предел, когда авангарду (модернизму) дальше идти некуда, поскольку им выработан метаязык, описывающий его собственные невероятные тексты (т. е. концептуальное искусство). Постмодернизм — это ответ модернизму: раз уж прошлое нельзя уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить: иронично, без наивности».

Концепции постмодернизма, сложившиеся в различных областях культуры, плохо стыкуются. Но они существуют как сообщающиеся сосуды. Поэтому нельзя понять некоторые «странности» постмодернизма в архитектуре, не обратившись к общим свойствам «послесовременной» ментальности — тем более, что она повлияла на профессиональную деятельность глубже, чем «философия жизни» в начале столетия. Дело не в том, что архитекторы штудировали Бодрийара, Деррида или Хабермаса, стремясь транслировать их идеи в творческий метод. Архитекторы воспринимали направленность их мысли через интеллектуальную атмосферу времени и через литературу, где постмодернизм стал воплощаться в художественные тексты.

Постмодернистская ментальность снимала многие «табу», установленные модернизмом. Она снимала противостояние альтернатив, уравнивая их в плюрастистичном разнообразии. Складывалось сосуществование концепций, связанных на уровне скрытых культурных значений, но воплощавшихся в несхожие визуальные модели «послесовременного» — постмодернизм, хай-тек, деконструктивизм.

Воззрения, близкие к питавшим постмодернистскую ментальность на Западе, складывались и в независимой философской мысли Советского Союза восьмидесятых — в работах А. Зиновьева, М. Мамардашвили, А. Синявского. Они, однако, оставались достоянием узкого круга интеллектуальной элиты. Постмодернизм в архитектуре в России поначалу был воспринят как экстравагантное направление формальных экспериментов, возникшее «за пределами». Он проникал к нам в первое время через внешние подражания (притом, что постмодернистская сущность таких глубоко своеобразных явлений поздней советской профессиональной культуры, как «бумажная архитектура», долго оставалась неосознанной).