К числу наиболее впечатляющих реализаций идеи микрорайона в шестидесятые годы принадлежит микрорайон No 1 в Гавана-дель-Эсте — части кубинской столицы, отделенной бухтой от основного массива. Его проект был начат сразу после победы революции 1959 г. на территории, предназначавшейся для модного курорта. Архитекторы — Р. Каррасана. Р. Эстевес, Э. Родригес и др. — стремились воплотить в комплексе, куда должны были переселить обитателей трущоб Гаваны, свои идеальные представления о социалистическом городе-саде среди тропической природы. Группы жилищ для 9 тыс. человек строились вместе с развитой системой социального обслуживания. Объемы жилых корпусов в 4 и 11 этажей формируют связанную систему «переливающихся* пространств с обширным открытым ядром спортивного центра. Крупные высокие пластины домов группируются вокруг миниатюрных гротесковых объемов детских садов. Их группы охватывают спортивное ядро, к которому примыкают распластанные корпуса школы, клуба, торгового центра. Выразительно пластичное решение жилых корпусов. Комплекс завершен в 1962 г.
Парадоксальный поворот парадигма функционализма претерпела в архитектуре офисов. Принадлежащие фирмам, даже крупным, но не стремящимся утвердить свой престиж в мировом масштабе, такие здания устойчиво сохраняли функционалистский принцип «кожи и костей», каркаса в оболочке навесных стеклянных стен. Во второй половине шестидесятых появлялись, однако, примеры замены прозрачного или затемненного стекла на светоотражающее. что превращало постройки в «здания-призраки». Поляризованное М стекло при дневном свете прозрачно изнутри, но обладает зеркальной * поверхностью снаружи. Когда металлический каркас ограждения скрыт за стеклянными панелями, фасад превращается в гигантское цельное зеркало, я Здание с зеркальными фасадами воспринимается как монолит, айсберг, занесенный в городскую среду. Его масштаб кажется подавляюще крупным, в то Лря»эс Раяь« эраят. же время меняющиеся картины жизни вокруг, отраженные фасадами, блики, отражения облаков зрительно растворяют массу. В ранних примерах подобных «айсбергов», таких как офис Си-эн-эй на Парк-плейс в Лос-Анджелесе, США (Лэнгдон и Уилсон, 1968-1971), эффект зеркальности связан с обособленной вертикальной призмой. Стали появляться и «зеркала», входящие в плоскость фронтальной застройки.
Зеркальная стена стала частью замысла Нормана Фостера (род. 1935), англичанина, изучавшего архитектуру в США. который довел до грани абсурда основные принципы модернизма в офисе фирмы «Уиллис, Фейбер и Дюма» в Ипсуиче, Англия (1970-1975). Пропагандировавшийся Мисом открытый план, принцип «кожи и костей», реализован в прямоугольной сетке бетонного каркаса, пошаркивающего «неиерархизированность» пространственной структуры, и заключен в оболочку навесной зеркальной стены. Два этажа открытого рабочего пространства заключены между двумя обслуживающими — первым и верхним. Этот •сэндвич» объединен центральным коммуникационным ядром с эскалаторами. Мягкие криволинейные контуры наружного ограждения заданы очертанием пересечения улиц, площадь между которыми максимально использована. Гротескно отражая своим «кривым зеркалом» окружающую его жизнь, здание при дневном освещении как будто не имеет собственной формы, образуя призрачное обрамление перекрестка, растворяясь в окружении. Доведенные до абсолюта, приемы функционализма привели к той неуловимости образа — или «безобразности», — которую утверждала фуллеровская антиархитектура. Есть, однако, в этом офисе и след модернистского утопизма — намерение создать символ некоего сообщества равноправных и свободных в своем поведении людей.
Менее радикальный результат достигнут работающим в США аргентинцем Сезаром Пелли (род. в 1926), учеником Эеро Сааринена. 8 крупном офисе •Пасифик дизайн центр» в Лос-Анджелесе (1971) он. как и Фостер, развивал идею здания-контейнера, постулированную Мис ван дер Роэ. Также используя прием открытого пространства при каркасной структуре, он заключил его в прямоугольные очертания плана. При этом он отделил мембрану внешнего ограждения, сочетающего прозрачное, притемненное и отражающее стекло, от основной конструкции, придав ей мягко округленные горизонтальные складки и изломы. На торцах объем как бы жестко обрублен; вертикальную плоскость, нарушенную только полуциркульной башней эскалатора, имеет лишь один фасад. Покрытие же вместе со вторым протяженным фасадом объединены ритмом складок и изломов, подчеркнутых отблесками и отражениями на стеклянной поверхности. Крупномасштабная форма объема здесь независима от внутренней структуры и окружения; она кажется возникшей как чисто формальный эксперимент и не несущей внятно воспринимаемых значений.
