Иконография и тектоника храмов

Как уже ясно из предыдущего изложения, приоритетным в современных условиях оказывается следование традиционной иконографии. В некоторых случаях налицо стремление повторить традиционную форму в достаточно полном виде — и в общей структуре здания, и в характере деталей. В качестве образца чаще всего выбираются памятники, соединяющие относительный лаконизм общего решения с достаточной декоративностью. Это могут быть архитектурные произведения Владимиро-Суздальской Руси (собор Никольского монастыря в Переславле-Залесском), московского зодчества XVI в. (церковь в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» в Марьине, или храм Ново- мучеников Российских в Бутове в Москве), памятники деревянной архитектуры XVII в. (храм Святителя Алексия в Медведкове в Москве — 1999-2000 гг., арх. А. Левченко). Буквальное следование историческому прототипу, будь то конкретное произведение или взятая за образец школа, встречается редко. Чаще всего по тем или иным причинам комбинируются различные по происхождению мотивы, причем комбинация может быть в разной мере удачна.

В церкви «Утоли моя печали» в пятиглавом храме понижены боковые ком- партименты, как в Спасо-Преображенском соборе Андроникова монастыря, но в отличие от прототипа, на них поставлены боковые главки. Несмотря на использование разновременных мотивов, храм в целом оказался по своему образу близким к соборам XVI в. Несколько выпадают из масштаба только широкие притворы с трехлопастным покрытием. Надо отметить достаточно тактичную пластическую проработку фасадов здания. Оправдано различие в выносе угловых лопаток и центральных, поддерживающих высокую килевидную закомару, найдено различное решение барабанов центрального и боковых куполов. Центральный барабан охвачен аркатурой с тоненькими колонками, между которыми многоступенчатые углубления оконных проемов. В боковых над окнами слегка выступают арки, покоящиеся на «вырастающих» из стены консольках. Эти и некоторые другие особенности придают архитектуре храма достаточную живость, органичность при общей строгости форм. Следует признать, что здесь минимализированы признаки, адресующие к архитектуре XX в.

Достаточно редкий в современной практике случай — обильный декорати- визм. Здесь очевидна угроза скатиться к безвкусному китчу. Но в отдельных случаях обилие декора может не помешать собрать храм в композиционное целое. Так выстроен Троицкий храм в Йошкар-Оле (1995-2008 гг.). Это храм с почти ковровым покрытием всех стен различными пластическими мотивами от каннелированных лопаток и узких полуколонок до орнаментальных плетенок и кокошников. Присутствуют разрывы антаблемента, трифории на каком-то отдельном постаменте — набор алогизмов, отмечавшийся в некоторых произведениях XVII в. Автору удалось, однако, связать все многообразие тем и общее обилие декора в достаточно цельную композицию, стержнем которой стали активные вертикальные тяги на боковых фасадах, завершенные аркадой кокошников и декоративным пятиглавием. Получилась необычная версия посадского храма XVII в., с живой, динамичной пластикой, несущая в себе, как и ее далекие прототипы, идею праздничной украшенности храма, как Дома Божьего. Характер декора, безусловно избыточного для среднерусской традиции, отвечает, видимо, особенностям культурных предпочтений региона.

Наряду с опытами создания храмов на основе только старых иконографических традиций распространены попытки соединить традиционную иконографию с чертами архитектуры второй половины XX в. (Тенденция, замеченная еще на конкурсе храма-памятника 1000-летия Крещения Руси). Иногда это приобретает достаточно странные формы индустриального строительства.

В этом отношении характерен храм Всех Святых, в земле Российской просиявших, построенный в Заводском районе Саратова. Общая схема храма достаточно близка к традиционной — куб с пятишатровым завершением и примыкающими к нему в центре фасадов четырьмя экседрами (апсида и три притвора). Пятишатровый тип в прошлом хоть и редко, но встречался, так что эта форма не новая. (В XVI в. таким был Борисоглебский собор в Старице, в XIX в. этот тип использовался К. Тоном, Н. Султановым). В логику привычного формообразования храмов вписываются закомары между восьмериками угловых шатров и вторящие им расположенные ниже полукупола экседр. Не противоречит этой логике и трактовка угловых звеньев фасадов как своего рода башен, увенчанных шатрами. Но автор, судя по всему, стремился уйти от возможной архаичности формирующегося образа. Поэтому он прорезал «башни» мелкими прямоугольными окнами, расположенными по принципу решетки, а несущие колонки светового верхнего яруса этих башен сделал простыми цилиндрами без каких-либо завершающих профилей или, тем более, капителей. Вместе с очень схематизированными «венецианскими» окнами в закомарах это придало храму облик сухого постмодернистского сооружения, как бы составленного из кубиков, и стало разрушать те черты органичности, которые были заложены в основной структуре постройки.