Архитектура и футурология

На рубеже пятидесятых и шестидесятых годов по всему «двухполюсному» миру распространилось увлечение наукой, которая, как предполагалось, позволит прогнозировать перспективы развития социальных процессов и откроет картины вероятного будущего.

Еще не сложившаяся, но увлекавшая всех своими возможностями, она была названа футурологией (термин еще в 1943 г. предложил 0. Флехтхейм). Волна «футурологического взрыва», которая всколыхнула интеллектуальную атмосферу всех развитых капиталистических стран и с отставанием на 3-4 года распространилась на социалистические страны, проникла в область профессионального сознания архитекторов, породив лавину прогностических проектов.

Возник новый жанр архитектурного проектирования— футурологический, предлагающий утопические прогнозы предметно- пространственной среды мира будущего. Главным сюжетом этой виртуальной архитектуры стал город двухтысячного года — чаще всего город вообще, реже—конкретный, как Токио, Париж, Лондон или Москва.

Преобладание урбанистической тематики определялось угрожающей деградацией физических качеств среды крупнейших метрополий — опасностью, которая стала очевидной уже в пятидесятые годы — кризисом городского транспорта и обострением социальных проблем городской жизни

Футурологические утопим подразумевали существование в единстве мирового контекста с постиндустриальным капиталистическим или социалистическим общественным устройством

О том, как такое единство будет установлено. умалчивалось (конвергенция, о которой говорили американские политологи, исключалась идеологами социализма; революционные решения в условиях ядерного противостояния исключали бы самую возможность наступления некоего будущего).

Но по обе стороны «железного занавеса» как всемогущее условие преобразования мира рассматривался научно-технический прогресс Его возможности — как предполагалось, безграничные — обеспечивали решение любых проблем, неразрешимых в настоящем. Образы архитектурных фантазий, показывавшие мир, преобразованный продолжением научно-технической революции, стали своего рода социальным транквилизатором. Они несли утешительные и вдохновляющие надежды на мистически таинственный двухтысячный год.